Зрелые острые стебли кукурузы смыкались, вставая забором у нее перед грудью, но она втаптывала их в землю. Поля пшеницы становились холодными и липкими, стоило лишь Быку дохнуть на них: они снегом клеились к ногам. Но она бежала и бежала, разгромленная, блея и слыша ледяное позвякиванье мотылька: «Они прошли по всем дорогам очень давно, и вслед за ними бежал Красный Бык». Он убил их всех.
Внезапно Красный Бык оказался впереди, будто его подняли, как шахматную фигуру, взмахнули им по воздуху и снова опустили, чтобы он загородил единорогу путь. Бык не бросился на нее сразу, а она сразу не побежала. Бык был громаден и в первый раз — когда погоня только началась, — но теперь он стал таким неохватным, что единорог не могла представить его целиком. Он, казалось, горбился налитым кровью небосводом — с ногами, как огромные смерчи, и головой, как северное сияние. Его ноздри морщились и рокотали, пока он искал единорога — и та поняла, что Красный Бык слеп.
Если бы он бросился на нее сразу, то она встретила бы его — крохотная и отчаявшаяся, с потемневшим рогом, и Бык, конечно, растоптал бы ее. Он все равно был быстрее: лучше встретить его лицом к лицу сейчас, чем быть застигнутой на бегу. Но Бык надвигался медленно, с какой–то зловещей изысканностью, словно старался не спугнуть ее, и она снова сломалась перед ним. С низким, печальным плачем она вихрем развернулась и рванулась туда, откуда они бежали — назад, через лохмотья полей и по равнине, к замку Короля Хаггарда, темному и сгорбленному как обычно. А Красный Бык бежал сзади, следом за ее страхом.
Шмендрика и Молли расшвыряло в стороны, как щепки, когда Красный Бык пронесся мимо: из Молли выбило о землю и дух, и сметку, а волшебника, раскрутив, закинуло в путаницу колючек, что стоило ему половины плаща и осьмушки собственной кожи. Оба поднялись на ноги, как только смогли, и заковыляли в погоню, поддерживая друг друга. Никто не произнес ни слова.
Пробраться сквозь чащобу им было легче, чем единорогу, поскольку там уже прошел Красный Бык. Молли и волшебник переваливались через гигантские стволы поваленных деревьев — не просто сбитых на землю, но наполовину втоптанных в нее — и опускались на четвереньки, чтобы обползти выбоины, глубины которых в темноте они измерить не могли. Ни одним копытам не под силу сделать этого, в растерянности думала Молли. Сама земля рвала себя, чтобы только избавиться от бремени Быка. Молли думала об единороге, и сердце ее бледнело.
Когда они выбрались на равнину, то увидели ее — далекую и слабую, клочок белой воды на ветру, почти невидимый в яростном сиянии Красного Быка. Молли Грю, почти обезумевшая от усталости и страха, видела, как они движутся подобно звездам и камням в пространстве — вечно падая, вечно вслед друг за другом, вечно одни. Красный Бык никогда не настигнет единорога — не раньше, чем Прошлое догонит Пришлое… Молли ясно улыбнулась.
Но сверкающая тень громоздилась сверху на единорога, пока Бык, казалось, не окружил ее со всех сторон. Единорог поднялась на дыбы, метнулась в сторону, отпрыгнула в другую, только чтобы встретиться с Быком снова — с его грозно опущенной головой и громом, стекающим с челюстей. Вновь она развернулась — назад и боком, пятясь и искусно лавируя туда и сюда; но каждый раз Красный Бык заставлял ее отступать, стоя совершенно недвижно. Он не бросался в атаку, но и не оставлял единорогу никакого пути — кроме одного.
— Он ее загоняет, — спокойно сказал Шмендрик. — Если бы он хотел ее убить, то уже бы это сделал. Он гонит ее так же, как гнал всех остальных — в замок, к Хаггарду. Интересно, зачем?
— Сделай что–нибудь, — откликнулась Молли. Ее голос звучал странно спокойно и обыденно, и волшебник ответил ей точно так же:
— Сделать я ничего не смогу.
Единорог попыталась бежать еще раз, жалко неутомимая, и Красный Бык оставил ей пространства ровно столько, чтобы бежать, но не чтобы свернуть. Когда единорог встретилась с ним в третий раз, Молли уже смогла различить, что ее задние ноги дрожат, как у испуганной собачонки. Теперь единорог предпочла оставаться на месте; прижав свои маленькие тонкие уши, она хитро пробовала ногой землю. Но она не могла издать ни звука, и ее рог больше но сверкал. Она вздрогнула, когда рев Красного Быка заставил небо колыхаться и трескаться, но назад не отступила.
— Пожалуйста, — произнесла Молли Грю. — Пожалуйста, сделай же что–нибудь.
Шмендрик развернулся к ней, и его лицо стало диким от беспомощности:
— Что я могу? Что я могу сделать своей магией? Фокусы со шляпой, трюк с мелочью или тот, где я взбалтываю камешки, чтобы приготовить из них омлет? Ты думаешь, это сможет развлечь Красного Быка? А может, мне проделать эту штуку с поющими апельсинами? Я попробую все, что бы ты мне ни предложила, поскольку, конечно же, буду счастлив принести хоть какую–нибудь практическую пользу.
Молли ничего ему не ответила. Бык наступал, и единорог все съеживалась и съеживалась и уже, казалось, была готова разорваться надвое. Шмендрик промолвил: