Последний апокриф

– Не можешь без фокусов! – ласково пожурил дочь Сатана.

– Живешь – один раз! – радостно прожужжала муха.

«Чертовка права!» – мысленно констатировал Черт.

В синем небе сверкнул серебристыми крыльями авиалайнер – и из мощных динамиков на всех языках, включая древнейшие, как из рога изобилия, посыпались объявления о прибытии долгожданного рейса из Москвы.

– В честь кого, извините, парад? – поинтересовалась Луиза.

– Тебя встречаем всем миром! – ухмыльнулся Сатана.

– Какая вы прелесть, однако, папаша! – восхитилась муха и понеслась догонять самолет.

– Яйцо! – успел Он крикнуть ей вслед.

– Зэзэ-ууу!.. – донесся ответ.

«Ну, тщеславная тварь!» – отметил про себя Сатана с нежностью…

В Москве в то же время…

188 …И опять же, на самом-то деле, Маруся и Иннокентий вовсе не парили над полом в эпицентре свинцового урагана (как то представлялось крупье!) – но всего лишь стояли, обнявшись, как голубки, и внимали биению собственных сердец!

При том свинцовом кошмаре, который творился вокруг, и притом, что они ни секунды не прятались и не носились по комнате в поисках укрытия – оба были абсолютно целы и не поцарапаны!

…Уж, казалось бы, сколько легенд существует на свете о чудесах, творимых Любовью, а нам все еще недостаточно и хочется новых, еще более безумных и прекрасных!

Где бы мы ни находились и что бы с нами ни происходило, мы немедленно откладываем далеко в сторону самые неотложные дела и с таким жадным любопытством подглядываем за любым проявлением Любви, будто только в нем одном и заключается главный смысл нашего пребывания здесь!

А случается, что и найдет, и подумаешь вдруг: что вся эта длинная череда дней, именуемых жизнью, и затевалась ради нескольких коротких мгновений Любви!..

– Боже мой… – прошептал крупье, теряя сознание…

В то же время в Венеции…

189 …Стальная птица неторопливо и величаво рулила к гигантскому ковру кровавых оттенков, где окаянный оркестр, соревнуясь с турбинами самолета, в кошмарных ритмах конца света яростно наяривал многострадальный гимн французских революционеров.

У Отца-Сатаны увлажнились глазницы – кажется, во второй раз от сотворения Мира.

Впервые Он плакал, когда Добро, а не Он, первым надкусило запретный плод, получив таким образом власть над Вселенной…

И снова – к истокам, к Началу Начал…

190 …Чего Черт никогда не забывал (всегда помнил!) – так это того, как в доли мгновения потрескалось и искривилось дотоле идеальное пространство Сада, как скукожился и превратился в подобие половой тряпки великолепный синий шатер неба, как банально приблизился горизонт и как странно запахло фосфатами и аммиаком, когда их потрясенному взору явилось Ничто.

Кажется, впервые Оно появлялось во всем своем безграничном величии – восхищающем и ужасающем одновременно!

И, пожалуй, впервые Оно повело себя так непотребно: с первозданной, безудержной страстью порвало на голой груди грубую холщовую рубаху (экий экспрессионизм!), театрально-картинно всплеснуло над Садом руками (тогда-то в природе запахло театром!) и огласило пространство окрест воплями, жуть леденящими душу.

Добро перепуганной белкой взлетело на дерево, а Он, хоронясь, как хорек (смешно вспомнить!), пугливо юркнул под стол (из мореного дуба, массивный, с нашлепками из серебра, против сглаза!).

Как они, однако, ни хоронились, а все равно озверевший родитель стащил Добро наземь, сорвал с него шорты и отодрал, как сидорову козу, плетью со свинцовыми набалдашниками на концах, приговаривая:

– Отныне, говнюк, не будешь валяться в тени райских кущ, но станешь разводить светила, звезды, гадов ползучих, зверей и людей (на людях Ничто отчего-то поперхнулось!).

Сатана своим ушам не поверил: его, верхолаза, и тоже не меньшего говнюка, получалось, обскакали на повороте…

– Короче, – орало Ничто прямо в ухо Добру, – восстанешь с печи и сотворишь этот огромный, ничтожный, великий, никчемный, всесильный, беспомощный, мудрый, дурацкий, бессмысленный и бесполезный мир (на «мире» Ничто опять поперхнулось!).

…Еще только заслышав про этот мир, Черт немедленно стал творчески размышлять – про тот!

О, Его не на шутку взволновала идея того мира – Он даже вспотел от желания вылезти из-под стола и сообщить родителю о своем открытии, но не отважился…

– И будешь отныне, засранец, называться Богом, – прошепелявило Ничто, – что в переводе с любого языка означает одинокий!