Последний апокриф

С воплями «горько!» на них, как в волшебной сказке, пролился безумный дождь из цветов и конфетти.

Оба, жених и невеста, скакали и смеялись, как дети, но когда она попыталась вкусить сладости поцелуя – он отпрянул, объясняя при помощи жестов, что не может снять маску с лица.

Увы, она его не послушалась – и стащила маску с его лица!

«Пить надо меньше», – было первым, что подумала Маруся.

«Не пить вообще!» – подумала она, следом за первым.

«Но не пить вообще – невозможно!» – хотела было она возразить и очнулась…

Однако в реальности…

141 …Но, открыв глаза, Маруся опять увидела над собой безобразное существо без лица – и в том самом виде, в каком оно ей привиделось в последнем, пророческом сне.

Бедняжка уже с трудом отличала настоящее от забытья: на нее отовсюду пялились рожи, одна другой безобразней, и она уже не понимала – то ли с нею что-то стряслось, то ли с реальностью…

Между тем существо, которого Маруся по ошибке приняла за Самого Господа Бога, а потом еще и за жениха, крепко держало ее в своих объятиях и прикрывало ей рот рукой, чтобы она не могла кричать.

От ужаса у нее округлились глаза, она почувствовала, что задыхается, и задергалась, и забилась всем телом.

– Ды-ите но-ом… – умоляюще скрежетало оголенными зубами существо.

– Ммы-ммы… – теряя разум, мычала Маруся.

– Дышите носом! – непонятно откуда прокричал Конфуций.

– На-а уб-биу, нэ-э на-о ки-чаа…

– Нас убьют, если вы будете кричать! – почти синхронно переводил попугай.

– Ммы-ммы… – не унималась несчастная проститутка.

– Я-а ва-ас ду-у-г-г…

– Он ваш друг, дышите носом, вас всех убьют, если будете кричать! – орал, потеряв всякую осторожность, попугай.

Наконец безликое чудовище освободило ее от своих удушающих объятий и улыбнулось (по тому, как оно скалилось, она и догадалась, что оно улыбалось!).

Именно это подобие улыбки, как ни странно, ее почти успокоило, а когда донеслось привычное покашливание автоматных очередей, Маруся и вовсе пришла в себя.

– Мужик, чо ты хочешь? – спросила она.

– Ыы-аа-ди аи-няа заа-ужж… – пролязгал безликий.

Ничего не поняв – она неожиданно все поняла, отчего ей вдруг сделалось весело и легко!

– Чего-чего? – не веря своей догадке, радостно улыбнулась Маруся.

– Выходи за меня замуж! – прозвучало сверху.

– Кто – я? – задохнулась она, едва не лишившись рассудка (от счастья, понятно, а не от испуга!).

– Ы-ы… – симпатично кивнуло существо.

– Врешь! – пробормотала Маруся, чувствуя слабость в ногах.

– Ты! – с опозданием прокричал попугай.

– Я-а лю-лю тэ-те-бя-а! – судорожно и с глубоким чувством проскрежетал Иннокентий.

– Он любит меня, поняла! – выкрикнула она, не дожидаясь, пока ей переведут, и увидела вдруг прямо над собой огненно-красный диск восходящего солнца…

Наутро на Пятачке…

142 …Ровно в 12.00 по московскому времени Порфирий Дурында по прозвищу Падаль на своем спортивном, последней модели «Мерседесе» цвета кровавой малины подъехал к шашлычной «Мустафа», где его уже поджидал подведомственный ему коллектив.

Полуденный сбор назывался летучкой.

Тут дети порока платили Дурынде оброк за право трудиться и жить – по Дурынде!

Обычно с утра проводился анализ дня, безвозвратно утекшего, и составлялся прогноз на предстоящие сутки (тут же, на месте, они всесторонне обсуждали паршивое международное положение: Падаль еще, по совместительству, формировал в мировых СМИ дайджест о всеобщем млядстве!).

Дурында щелчком сбил с лацкана пиджака пылинку и цепким взглядом своих гипнотических глаз внимательно проследил за ее полетом.

– Смирно, девчонки! – при появлении Дурынды зашелся колоратурным сопрано Баряска.

– Вольно! – спустя пару-тройку минут разрешил сутенер.

– Девочки, по местам! – почти в унисон с сутенером сладко проголосил трансвестит.

Все как стояли – так сели.

Падаль молчал.

Как и всегда, под его тяжелым испытующим взглядом проститутки бледнели, тупили глаза и теряли покой.

Некоторые даже падали в обморок или, того хуже, совершали не предусмотренные уставом действия.

Вот и сейчас Филиппка (неожиданно для всех и самого себя!) вскочил со стула и стал лихорадочно освобождаться от денег – так, будто они его жгли.

– Без команды, козел! – схватившись за голову, простонала Вераська (за любой шаг, произведенный без позволения, Падаль без сожаления расстреливал на месте!).

Вскрикнув, Филиппка схватился за грудь и поклялся, что этого больше не повторится никогда!

В наступившем гробовом молчании слабая течь в унитазе, на другом конце ресторана, слышалась горной рекой.

– Мустафа! – еле слышно позвал сутенер.

– Моя! – по-военному четко откликнулся хозяин шашлычной.

– Огня! – задумчиво потребовал Дурында, извлекая из заднего кармана широких штанин золотой портсигар, обильно инкрустированный алмазными слезками (щедрый дар одноглазого коллеги-сутенера с Огненной Земли!).