Последний апокриф

– Брат, я не могу позвонить Мао Дуну, извини!

– Так ты будешь звонить Мао Дуну, брат? – во второй раз поинтересовался третий мафиози – у второго.

– Я не стану звонить Мао Дуну, брат! – во второй раз наотрез отказался второй.

За неподчинение приказу третий мафиози, покачав головой в тихом бешенстве, пристрелил второго – как шелудивого пса.

– Что ли, ты позвони Мао Дуну, брат! – обратил свой пылающий взор на четвертого – третий.

– Лучше сразу убей меня, брат! – взмолился четвертый, упав на колени.

Наверняка третий мафиози убил бы четвертого – когда бы не три черных джипа с вооруженными до зубов бритоголовыми урками (и про них позже, при вскрытии, старший патологоанатом Савелий Клюка заметит, почесываясь: «Мля, хороши!»), с ревом ворвавшихся на Москву – Товарную в сопровождении грузового рефрижератора…

106 …Покончив с китайцами, урки скоренько покидали трупы в рефрижератор.

– А я? – тоскливо им вслед прокричал попугай.

Замыкающий джип, визжа тормозами, включил задний ход.

Высунувшись из машины, урка с синим тюльпаном – отметиной на лбу – подхватил с полу клетку с Конфуцием и, отчаянно сигналя, помчался догонять черную кавалькаду…

107 …Недолго поплутав по путаным дорожкам «Веселенького кладбища», циклопических размеров рефрижератор, урча и буксуя, наконец перебрался через мутный ручей с брендовым названием Стикс, после чего круто развернулся и, пятясь, вырулил к свежевырытой яме.

Там, собственно, урки и похоронили несчастливых нелегалов…

О «Веселеньком кладбище»…

108 …Свое жизнеутверждающее прозвище «Веселенькое кладбище» приобрело благодаря особому составу почвы с химической формулой: СО2Х + НХ4G + FS5 + GKO8 + 16RZ + N7E9T = K1A2I3F4.

В ней усопшие не рассыпались, не гнили и не грустили.

И сто лет спустя после похорон покойник прекрасно выглядел и улыбался.

Быть похороненным тут – почти означало остаться быть навсегда.

Те, у кого эта жизнь удалась и кто хотел бы продлить удовольствие, собственно, и стремились полечь в эту почву.

Разумеется, все это были люди заметные: политики, военачальники, уголовники, прочие деятели и специалисты.

Из могилы авиатору вырастала металлоконструкция, с которой в небо взмывал тяжелый истребитель-бомбардировщик черного мрамора с белыми прожилками (догадаться, что это действительно бомбардировщик, неискушенному зрителю помогали зависшие в вечном полете бомбы из белого мрамора с черными прожилками, до боли похожие на всамделишные!).

Из усыпальницы флотоводцу как будто выплывал грубо отесанный авианосец.

Над могилами двух уголовных авторитетов (напротив друг друга и как настоящие!) возвышались печально известный замок Иф и тоскливо незабвенная тюряга «Кресты».

Бросался в глаза памятник видному пролетарскому деятелю: по замыслу скульптора, он должен был походить на построенный в боях социализм, но походил на что-то другое – бесформенное и безобразное.

И так далее, и тому подобное…

109 …Урка с синим тюльпаном-отметиной на лбу с размаху швырнул клетку с попугаем на свежий холм братской китайской могилы и, трижды осенив себя крестным знамением, произнес:

– Аминь!

– Скажи хоть – за что? – не удержался, взмолился попугай.

– Вот этого, птица, ты из-под меня не дождешься! – погрозил пальцем меченый.

– Да вы что, сговорились! – так и подпрыгнул Конфуций.

– Живи, пока что дают и пока не отнимут! – как своим, глубоко выстраданным, поделился головорез.

– А как жить? – возразил попугай (впрочем, про себя, хорошо осознавая бессмысленность и риторичность этого импровизированного кладбищенского диспута!).

– Ну, ты и спросил! – удивился бандит.

– Я только спросил: как нам жить?! – воскликнул Конфуций.

– Как жить? Как жить?? Как жить??? – многократным эхом разнеслось над могилами, достигло кладбищенского забора, перемахнуло на Прикладбищенский бульвар и прокатилось по Пятачку…

Про Пятачок…

110 …Философ, не вспомним какой и не помним когда, сказал (или, возможно, хотел сказать, но не успел!): не надо ничего придумывать, все уже существует!

В самом деле, сразу же за длинным кладбищенским забором – фактически вдоль него! – протекал настоящий, непридуманный Прикладбищенский бульвар.

На тенистом же, непридуманном Пятачке, под тополями, между «Спирткоопторгом», торгующим круглосуточно, и развалюшной шашлычной «Шишлик Мустафа», естественным образом располагался непридуманный любовный базар.

А через дорогу, наискосок, на пригорке, в каких-нибудь метрах высился непридуманный, белокаменный, похожий на торт Дворец брачных торжеств.

Дальше идти, за Дворцом, в развалюхе, ютилась аптека; у входа в аптеку, в виде гадкой змеи, извивался фонарь; виднелись дымящие печи хлебопекарни.

Кладбище, «спирткоопторг», шашлычная, Пятачок, загс, аптека, фонарь, хлебопекарня – все было, как в жизни и есть…

По вечерам, как смеркалось, к Пятачку привычно стекались таксисты, водители-дальнобойщики, подростки на велосипедах, парни в кожанках на мотоциклах и своим ходом – почтенные главы семейств.