Последний апокриф

«Вообще, в людях что-то есть!» – считал наш герой инстинктивно, впрочем, не углубляясь в суть этого прелюбопытного размышления.

– А я лысый, по-твоему, Ю? – донеслось из-под тряпки.

Иннокентий поспешно стянул с клетки платок и немедленно приоткрыл плетеную дверцу – меньше всего он желал ущемить чью-либо свободу, хотя бы и птичью!

– Эх, поиграем, наконец, как люди! – воскликнул Конфуций, радостно затрепетав разноцветными крылышками.

Иннокентий невольно подумал, что и не догадывался о дремлющих в птице человечьих страстях.

– Ловите миг удачи, пусть неудачник плачет! – проникновенно процитировал оборванец первое правило любого российского кидалы.

– Эх, где наша не пропадала! – встряхнулся Конфуций, по-хозяйски располагаясь на плече своего верного спутника.

– Нам нечем играть, – тихо, дабы не быть услышанным, прошептал Иннокентий.

– Не бывает такого в природе, чтобы не было ничего! – громко и во всеуслышание возмутился попугай, провокационно постучав клювом по медальону. – Природа – не мы, она пустоты не выносит!

Иннокентий молчал.

Он не знал, что и думать: с одной стороны, он еще никогда, никому и ни в чем не отказывал, но с другой – говорящая птица потребовала от него единственно дорогого, что у него вообще имелось!

– Я знавал эти игры, когда ты еще не родился! – бахвалилась птица прямо в ухо Иннокентию.

Он открыл медальон и с грустью поглядел на родных и любимых: малютка Софи, как всегда, ему улыбалась, жена, как обычно, глядела из-под нахмуренных бровей.

– Играй, будь что будет! – выкрикнул Конфуций, отвлекая Иннокентия от сомнений.

– Трус не играет в хоккей! – кстати подметил кидала.

Но только наш герой расстался с медальоном – как ему вдруг послышался голос дочурки:

– Папаня, не проиграй меня!

– Уже нами играешь! – цедила сквозь зубы Аленушка.

Тут Иннокентию сделалось не до игры: что-то пробормотав, он выхватил медальон из трясущихся рук кидалы и бегом устремился прочь от страшного, иссушающего душу искушения.

– Пусть неудачник плачет! – донеслось, когда он сворачивал за угол…

А в Москве между тем…

85 …На покрасневших от крови водах (шампанского!) элитного бассейна никчемно покачивались изрешеченные пулеметным огнем туши бабищи по прозвищу Сучье Вымя и ее многочисленных клевретов.

Похоже, в живых сохранились лишь Джордж, по-прежнему прикованный к позорному столбу, и лапчатый гусь.

Покуда китайские урки возились с цепями, гусь бегал вперевалку вдоль кромки бассейна и громко гагакал, призывая свою драгоценную хозяйку вернуться к жизни!

Братья меньшие, как правило, не забывают своих благодетелей!

Но тут из пролома в стене возникли двое в масках (ростом повыше и ростом пониже!), вооруженные до зубов новенькими гранатометами, и в пух и прах разнесли незадачливых китайцев.

– А ну, который тут Джордж! – поинтересовался тот, что повыше, весело переводя взгляд с гуся на человека и обратно.

– Он! – с перепугу, понятно, выкрикнул гусь, кивая на крупье.

– Ну и гусь вы, однако! – пристыдил его наш герой.

– От такого слышу! – нервно огрызнулся гусь.

– Молчать! – вдруг прикрикнул Пониже и грубо сорвал с гуся бриллиантовое ожерелье.

– Настоящее, скажешь? – удивился Повыше, бесцеремонно отнимая ожерелье у товарища по оружию.

– Подделка! – тоскливо откликнулся гусь.

– А вам, кажется, слова не давали! – разозлился бандит и в сердцах пнул птицу ботинком под зад.

– Сучье Вымя! – осиротело пожаловался гусь и горестно захлопал крыльями – совсем как бывало, когда бабища была еще жива, и вообще.

– Сам такой! – завопил вдруг Пониже, стреляя в истерике по гусю из гранатомета.

На минуточку всем показалось – будто белая метель залетела и закружилась над водами шампанского с кровью.

– Ну, ты, мля, даешь… – растерянно пробормотал Повыше, видя, как у него на глазах бриллианты тают и превращаются в слезы…

В Чите, наконец, в то же время…

86 …Заходящее солнце едва пробивалось сквозь густую завесу облаков.

Иннокентий сидел на приступке песочницы посреди огромного двора и с тоской поглядывал на зашторенные окна тринадцатого этажа четырнадцатиэтажного дома.

Попугай в клетке нервно вертел головкой и смешно ерошил разноцветные перья.

– Полный набор для хандры! – ворчливо констатировала пичуга. – Низкое небо, пронизывающий до костей ветер, отсутствие солнца и витаминов, молчу уже про неясные перспективы!

Иннокентий молчал, поглощенный воспоминаниями семилетней давности, когда его, раненного в самое сердце, безжалостно вышвырнули из окна тринадцатого этажа!

Он помнил, как долго и нудно летел вдоль отвесной стены, успевая считать этажи и разглядывать в окнах людей и даже по пути кому-то кивнуть…

Что его до сих пор удивляло и чему он, сколько ни пытался, не находил объяснения – почему он так медленно падал (хотя лету с тринадцатого этажа до земли занимало от силы две-три секунды!) и кто у самой земли подхватил его и увлек за собой через ближайшую границу в Китай…

– Ю, пойдем уже в дом! – взмолился Конфуций…