Последние дни Помпеи

Толпа громкими криками выразила свое одобрение, затем наступила опять полная тишина. Заиграли трубачи, и четверо новых бойцов появились на арене.

— Знаешь ты этих римлян, Клодий? что они из императорской фехтовальной школы?

— Знаю только того, который меньше ростом, впрочем подробностей не слыхал; другой считается хорошим бойцом на мечах, хотя и не первого сорта. Но мне, однако, из-за этого противного Лидона испорчено все представление!

— Ну, дружок, хочешь, я сжалюсь над тобой и буду держать за эту пару на каких тебе угодно условиях?

— Ну, так за второго десять сестерций против десяти.

— Что? когда мы другого совершенно не знаем! Нет, это еще вилами на воде писано!

— Спустим в таком случае: пусть будет десять против восьми.

— Идет! — сказал Лепид и они ударили по рукам.

Если бы мы на минуту перевели взоры к верхним рядам амфитеатра, то увидели бы там одно лицо, с выражением сердечной боли следившее за перипетиями кулачного боя. Это был старик — отец Лидона, который, несмотря на все свое отвращение к подобного рода зрелищам, но страдая за сына, не мог устоять против соблазна быть свидетелем его судьбы. Одиноко, среди кровожадной толпы чужих ему людей, сидел он, ничего не видя и не сознавая, кроме близости своего дорогого мальчика! Ни звука не проронил он, видя, как тот два раза падал, только стал бледнее и слегка дрожал. Но легкий крик радости невольно сорвался с его старческих уст при виде победы Лидона. — Увы, он не знал, что эта победа была лишь начальным действием смертельной драмы.

— Мой храбрый мальчик! — прошептал он, вытирая глаза.

— Это твой сын? — спросил назарянина сидевший с ним рядом рабочий. — А он хорошо защищался… Посмотрим, как-то дальше будет; ты знаешь, ведь он должен стать со следующим победителем? Моли только богов, старик, чтобы этот победитель не был один из этих римлян или еще хуже — великан Нигер.

Старый раб сел опять и закрыл лицо руками. В настоящую минуту арена не представляла для него ни малейшего интереса: Лидона пока не было между бойцами. Но вдруг он спохватился, что бой имеет для него большое значение — ведь с победителем должен будет опять стать его сын! Он приподнялся, подался вперед, напрягая зрение и сложив руки, и стал следить за ходом боя.

Главными лицами теперь были сеточник Нигер и Спор; этот род боя почти всегда оканчивался смертью и требовал большой ловкости и уменья, а потому и был особенно привлекателен для зрителей. Оба бойца стояли на порядочном расстоянии друг от друга; лицо Спора было совершенно прикрыто спущенным забралом, дикое же лицо Нигера приковывало всеобщее внимание, возбуждая в зрителях ужас. Так простояли они некоторое время, пристально смотря друг на друга, пока Спор не начал медленно, с большой осторожностью подвигаться, направляя острие своего меча прямо в грудь врага. Нигер отступил, расправил правой рукой сетку и не сводил своих маленьких блестящих глаз с противника. Вдруг, когда Спор уже приблизился на расстояние не больше длины руки, Нигер нагнулся вперед и бросил на него сетку. Быстрым движением гладиатор ускользнул от этой мертвой петли. Он испустил дикий крик радости и бросился на врага, но Нигер уже успел расправить сетку и, накинув ее себе на плечи, побежал вокруг арены с такой быстротой, что противник не мог с ним сравняться.

Народ смеялся и ликовал; но тут всеобщее внимание привлечено было римскими всадниками. До сих пор, они вели бой с крайней осмотрительностью, и потому возбуждали мало интереса; но понемногу они разгорячились, и теперь один из них только что проколол бок противнику. Лепид побледнел.

— Ого! — закричал Клодий. — Уже все кончено; если Кумольнус успокоится, то другой истечет кровью!

— Хвала богам, он горячится, он сильно напирает на раненого! Клянусь Марсом, он молодец, хотя и ранен… Как он ударил по шлему!

— Ну, Клодий, я выигрываю!

— Ах, я дурак! — вздохнул Клодий. — И зачем это я ставлю? Иначе, как в кости, мне не следует играть; там, по крайней мере, можно и сплутовать в случае нужды!

Перед Лепидом этот игрок даже не скрывался, потому что совесть позволяла ему, судя по обстоятельствам, пользоваться в игре даже фальшивыми костями.