Читаем Последние дни Помпеи полностью

— Ловко попал мой Бербикс, — послышалось со стороны, где сидел Клодий, державший пари за Бербикса, и тысячи голосов, смешиваясь, выкрикивали то одно, то другое имя. У обоих всадников забрало было совершенно опущено, но все же голова оставалась главною мишенью, и Нобилиор так же ловко, как и в первый раз, пустив своего коня, направил копье прямо в шлем врага. Бербикс поднял щит, чтобы прикрыть голову, но его противник с быстротою молнии опустил копье и вонзил его в грудь — Бербикс закачался и упал.

— Нобилиор, Нобилиор! — закричал народ.

— Я потерял десять сестерций… — сквозь зубы пробормотал Клодий.

— Он получил свое, — рассудительно заметил Панза.

Те из зрителей, которые еще не слишком были ожесточены и грубы, загнули палец правой руки, что служило знаком помилования, т.-е. окончания боя, но когда служители прибежали на арену, то оказалось, что сожалеть и миловать было уже поздно: гладиатор уже испускал дух: из пронзенного копьем сердца вытекала вместе с жизнью последняя кровь, обагряя песок арены…

— Как жаль, что так скоро окончилось! — заметила Фульвия:- слишком короткое время пришлось ожидать развязки!

— Да, — подтвердила ее приятельница: — мне не жаль Бербикса; ведь и ребенок мог понять, что Нобилиор употребил только уловку. Вот уже прикрепляют крюк, чтоб вытащить тело в мертвецкую; уже засыпают на том месте свежим песком. Панза страшно сожалеет, что его средства не позволяют усыпать всю арены бурой с киноварью, как это всегда делал император Нерон!

— По крайней мере, если первый бой продолжался недолго, то скоро начнется за ним второй, — продолжала вдова, успокаивая сама себя и не обратив внимания на скрытое хвастовство своей приятельницы. — Посмотри-ка: на арену выходит красавец Лидон, а также и сеточник со своим противником; это будет интересно!

В эту минуту на арене установились три пары: Нигер, со своей сеткой и трезубцем против Спора — со щитом и коротким мечом; Лидон и Тетраид — у каждого только на правой руке была тяжелая греческая перчатка для фехтования, и два римских гладиатора, оба в стальных доспехах, с громадными щитами и острыми мечами. Кулачный бой должен был быть первым. Нельзя было на первый взгляд представить себе более неравной пары: Тетраид был хотя и не выше Лидона, но несравненно дороднее его, и так как он был убежден, что в кулачном бою мясистому всегда лучше, чем худощавому, то всячески помогал своей природной наклонности к тучности, и был широк в плечах, плотный и жирный. Лидон же, напротив, был пропорционален и строен, и чего не хватало у него в объеме, мог, по мнению знатоков, вполне заменить твердыми как сталь мускулами и ловкостью. Кому известны удары сильного мужского кулака, способного размозжить, тому понятно, каким ужасным добавлением к этим ударам молота служила греческая перчатка, состоявшая из ремней, оплетавших руку до локтя, с заделанными в ремни кусочками свинца. Но именно это-то обстоятельство и уменьшало интерес к бою, так как уже по первым ударам можно было судить о предполагаемом исходе борьбы.

— Берегись! — угрожал Тетраид, наступая все более и более на увертывавшегося Лидона, ответившего ему лишь презрительной усмешкой. Тетраид наметил удар и замахнулся, готовясь ударить кулаком, точно молотом по наковальне; Лидон быстро припал на одно колено и удар противника пришелся по воздуху — над его головой… Ответ Лидона был не таким безвредным: он вскочил и, пользуясь минутой, так ударил противника перчаткой в грудь, что Тетраид зашатался… Народ был в восторге.

— Ну, тебе не везет сегодня, — сказал Лепид Клодию с сожалением. — Уже одно пари проиграл, да и за второе, думаю, тебе страшновато!

— Клянусь богами, этак мои статуи пойдут с молотка, если я опять потеряю: поставил за Тетраида я не менее, как пятьдесят сестерций!

— Но смотри, смотри, как он опять воодушевился! вот хороший удар! Никак он разбил Лидону плечо?! Так, Тетраид, так!.. Хорошо!..

— Но Лидон не теряется, клянусь Поллуксом! как он молодецки держится! смотри пожалуйста, как он ловко избегает этой молотообразной ручищи! он уклоняется туда — сюда, вертится, как волчок… Ах, бедняга, опять-таки досталось Лидону!..

— Все еще три против одного за Тетраида; а, как ты думаешь, Лепидушка?

— Хорошо — девять сестерций против трех.

— Что это? Опять Лидон — он приостанавливается, набирает воздуху. Боги, он упал! Нет, встал опять, браво, Лидон! Тетраид опять наступает, набрался храбрости…

— Дурак, успех его ослепляет, он бы должен быть осмотрительнее. Смотри, он встал опять, но кровь течет у него по лицу.

— Однако, Лидон выигрывает! Смотри, как он близко, этот удар по виску может убить, — да он и сразил Тетраида, он падает… не может уже шевельнуться, довольно, довольно!

— Довольно! — проговорил Панза. — Выведите обоих и дайте им доспехи и мечи!

— Благородный эдил! — объявил один из служителей. — С Тетраидом плохо, он не в состоянии еще раз выступить.

— В таком случае пусть Лидон будет готов, — приказал Панза. — Как только кто либо из гладиаторов будет побежден, Лидон станет с победителем.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза