Читаем Последние дни Помпеи полностью

Облако же опустилось на землю и покрыло море; вся Капреа была совершенно окутана им, а также и горы за нами. Мать принялась меня уговаривать бежать и спасаться: я — дескать — молод и легко могу уйти от беды, а она — стара, слаба и болезненна и будет мучиться мыслью, что из-за нее погибну и я. Я сказал, что без нее не пойду, взял ее за руку и повел с собою; она следовала неохотно, жалуясь, что только задерживает меня. Зола начала падать на нас, хотя еще в небольшом количестве; я оглянулся: густой пар поднимался и гнался за нами, как будто вслед за нами вылился откуда-то широкий поток горячей воды.

— Свернем немного в сторону, пока еще видно, — сказал я матери, — чтобы нас не затолкали, когда станет еще темнее и народ отовсюду пустится бежать.

Только что мы немного отошли, как сделалось совершенно темно, и притом не так, как это бывает в безлунную или пасмурную ночь, а так, как если в запертом кругом пространстве погасить огни. Тут ужь начался хаос: мужчины кричат, женщины плачут, дети пищат; кто зовет детей, кто родителей, там жена ищет мужа; тут жалуются на судьбу, в другом месте оплакивают близких. Многие призывали скорей смерть, чтобы спастись от угрожающей беды. Кто молитвенно воздымал руки к небе и призывал богов, а кто уверял, что никого там наверху нет и что это настала последняя вечная ночь на свете. Находились и такие, которые к настоящему ужасу прибавляли еще вымышленные страхи или сообщали правдоподобные, но небывалые новости. Временами делалось светлее, но от огня, а потом мрак становился еще чернее и пепельный дождь был так густ, что мы поминутно должны были вставать и отряхиваться, чтобы не быть совершенно засыпанными золой. Я бы мог похвалиться, что у меня не вырвалось ни стона, ни жалобы во время всех этих происшествий, если б не мысль, что весь свет со мной и я с ним погибаем, которая доставляла мне большое, хотя и печальное утешение. Наконец, мрак разошелся туманом и дымом, показался настоящий дневной свет, даже появилось солнце, хотя и неясное, как во время затмений. Все вокруг представилось взорам нашим в измененном виде и густо усыпанное пеплом, как снегом. Мы вернулись обратно, подкрепились, как могли, и провели беспокойную ночь между страхом и надеждой. Страх однако одержал верх, так как землетрясение все продолжалось и люди продолжали рисовать самыми яркими красками ужас положения, предсказывая неслыханные бедствия. Мы, однако, хотя и сознавали опасность, но, получив о ней уже понятие, не решались покинуть дом совсем, пока не получим какого либо известия о дяде».

В историческом сочинении Диона Кассия это достопримечательное извержение Везувия описано следующим образом: «Жителям городов Кампании представлялось, что какие-то гиганты в большом числе начали ходить взад и вперед по земле и по воздуху, то по горе, то у ее подошвы. Наступила засуха, почва трескалась и начались землетрясения в разных местах, после чего появились фонтаны горячей воды. Все это происходило с шумом, похожим на подземные удары грома или на страшный рев диких зверей; море бушевало, на небе грохотал гром, потом раздался страшный треск, точно все горы рушатся; и тогда начали вылетать сперва отдельные камни из недр Везувия, а затем масса огня и дыма, так что все потемнело кругом и самое солнце заволокло, как при затмении. День превратился в ночь и свет в тьму, и многие думали, что гиганты зашагали снова, потому что дым принимал напоминавшие людей формы, а в воздухе слышался точно отдаленный трубный звук. Некоторые считали, что это — конец света и весь мир погибнет в этом горящем хаосе. Поэтому все бежали: кто из домов в поле, кто — наоборот — спешил скрыться в домах; кто стремился к морю, кто бежал от моря, всякий, считая самое отдаленное от него место — самым безопасным. Зола покрывала землю и море, погубив при этом много людей и скота; ранее всех погибли все птицы и рыбы; зола эта засыпала города Геркуланум и Помпею, большая часть жителей которых были в то время в театре. Золы была такая масса, что она попала из Италии в Африку, Сирию и Египет; в Рим же она проникла в таком огромном количестве, что закрыла солнце и весь воздух был полон ею. И там некоторое время все были в страхе, не зная, что случилось, и, будучи не в состоянии даже представить себе, что делается, думали, что наступил конец, что все, вероятно, перемешается — солнце померкнет, а земля сольется с небом».

КОНЕЦЪ.
Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза