Последняя из Лунных Дев

— Вот за этим. — Ранна взяла у нее лопатку, сама погрузила в массу и тут же медленно вынула. — Тебе нужно, чтобы эта болтунья распределилась ровно, а не утопала в жидкости, как сейчас. Это называется «след». Эта стадия означает, что мыло можно уже варить. Будь готова, что это займет какое-то время. Мы-то с тобой делаем все по старинке. А вообще мыло готовят сейчас с помощью погружного блендера. И так называемых медленноварок. Как только у нас получится «след» — ставим обратно на водяную баню. А потом уже добавляется овсянка.

Забирая назад лопатку, Лиззи с удивлением посмотрела на Ранну:

— Откуда ты все это знаешь? Не помню, чтобы ты когда-то проявляла интерес к тому, что здесь творилось.

— Тогда не проявляла, — пожала плечами та. — Я была чересчур непоседливой и вообще трудным подростком. Но, видишь ли, жизнь странным образом умеет поднести нам то, в чем у нас есть потребность. Даже когда ты сам об этой потребности не знаешь. Я тогда познакомилась с одним парнем и на какое-то время переехала жить в калифорнийский городок Халф-Мун-Бей. Если честно, то название городка[21] мне понравилось больше, чем тот парень. Но сейчас не об этом. Я там нашла работу на травяной ферме. В основном была разнорабочим, на подхвате. Но когда у меня выдавался перерыв, то болталась постоянно там, где они делали всякое мыло со скрабами, и наблюдала. А стоило закрыть глаза — и я будто оказывалась снова здесь. От этого мне становилось легче.

Лиззи вскинула глаза, и лопатка в ее руке застыла.

— Ты тосковала по дому?

— Не ожидала, да?

— Не ожидала. Это точно.

Лиззи продолжила мешать, пытаясь как-то увязать это ошеломляющее открытие с той Ранной, которую она всегда знала. И которая, казалось, из кожи вон лезла, чтобы о ней злословил весь город.

— С чего бы тебе тосковать-то? — спросила она наконец. — Тогда в кофейне… Зачем ты наговорила столько всего ужасного: что проклинаешь этот город, что Сейлем-Крик непременно получит по заслугам, — ведь ты прекрасно знала, как это отразится на Альтее. И на всех нас.

— Я была ужасно сердита.

Столь легкомысленный ответ матери разозлил Лиззи.

— Мы все тогда были сердиты.

Их взгляды встретились. Глаза у Ранны заблестели от волнения.

— Я не могла больше этого терпеть. Все перешептывались и показывали пальцем на нас — как будто они что-то знали. Но они ничегошеньки не знали! Ни один из них. И все равно тыкали пальцем в нашу сторону. И однажды я поняла, что сыта этим по горло. Я подумала: «Если им хочется думать о нас так плохо — пускай. Я подкину дровишек в их костер».

— И подкинула.

Ранна взяла в руку одну из косичек и, потеребив немного кончик желтой ленты, со вздохом перекинула косу через плечо.

— Я сделала в своей жизни много ошибок, Лиззи. И много глупостей натворила, за которые мне стыдно. Однако в тот день… Я никогда не прощу себя за все то, что тогда наговорила. Я просто не могла остановиться. Ты даже представить не можешь, каково это было.

— Мне и представлять не надо, — сухо ответила Лиззи. — Я сама была здесь. Так же, как и ты. И слышала, и видела все то же, что и ты.

— Нет, увы, не то же, — выдохнула Ранна.

Лиззи шумно фыркнула, не имея настроения обсуждать ее переживания.

— И что это означает?

— Ничего. Это совсем ничего не означает.

Она хотела было отвернуться, но Лиззи схватила мать за запястье:

— Объясни же мне!

— Не смей! — отдернула свою руку Ранна, словно обожглась огнем. — Пожалуйста… не прикасайся ко мне.

Лиззи в недоумении уставилась на мать, озадаченная внезапным паническим страхом в ее глазах.

— С тобой тогда что-то случилось?

Ранна опустила взгляд, бочком пройдя мимо нее.

— Я не хочу больше об этом говорить. Давай-ка уже займемся мылом.

Она взялась за лопатку и вытянула ее из кастрюльки, внимательно наблюдая, как размешанная масса медленно стекает с нее обратно.

— Готово, — деловито объявила она. — Поставь теперь на водяную баню и хорошенько приглядывай. Когда станет похоже на вчерашнюю манную кашу — значит, пора добавлять ваниль и овсянку. Я пока начну тут прибираться, а потом приготовлю формочки.

Глядя, как Ранна собирает использованные чаши и мерные стаканы, потом несет их к раковине, Лиззи призвала всю силу воли, чтобы не начать выпытывать у той ответы. Но у нее не было уже сил и духа еще для одной схватки. К тому же, если она станет на Ранну давить, то получит именно то, чего сама и опасалась. Все признаки уже были налицо: суетливые глаза, напряженные плечи, угрюмая сосредоточенность, словно комком энергии свернувшаяся под кожей. Ранна по спирали неотвратимо приближалась к своим темным, потаенным глубинам — а это никогда не заканчивалось хорошо.

Спустя час Ранна замешала последний ингредиент, овсянку, и принялась показывать Лиззи, как надо вжимать готовую массу в формочки и плотнее прикатывать, чтобы на выходе брусочки мыла получились гладкими. При работе плечи ее как будто расслабились, но Ранна по-прежнему старалась не смотреть дочери в глаза, и лицо ее оставалось глухонепроницаемым.

— Ты в порядке? — спросила Лиззи, когда они заполнили последнюю форму. — Ты будто…

— Все нормально.