Магдалина стояла на пороге и смотрела вдаль на дорогу, ведущую к Иерусалиму. Сердце ее рыдало, словно малое дитя. В последнее время каждую ночь ей снились дурные сны. Будто Иисус справлял свадьбу, а это означало смерть. А минувшей ночью приснилось, будто был он летучей рыбкой, которая взмахнула крыльями, вылетела из воды и упала на сушу. Рыбка трепетно билась на прибрежной гальке, пытаясь сновав взмахнуть крылышками, но это было ей не по силам и она стала задыхаться. Глаза ее помутнели, она повернулась и посмотрела на Магдалину. Магдалина бросилась было к ней, чтобы схватить и бросить обратно в море, но, когда она наклонилась и взяла рыбку в ладони, та уже была мертва. Магдалина держала рыбку, плакала над ней, поливая своими слезами, та стала расти, пока не достигла таких размеров, что едва умещалась в ее объятиях, а затем стала мертвым человеком.
– Не отпущу его больше в Иерусалим… Не отпущу… – простонала Магдалина, высматривая, не появится ли он на мощенной белым камнем дороге. Но вместо Иисуса на Иерусалимской дороге показался ее престарелый отец – раввин, согнувшийся и пошатывающийся. «Горемычный старичок» – подумала Магдалина. Зачем, совсем уже немощный, следует, он по пятам за Учителем, словно верный старый пес, всюду, куда бы тот ни направился? Я ведь слышу, как он поднимается ночью, выходит во двор, кается и взывает к Богу: «Помоги! Пошли мне знак!» Но Бог покинул его и старик терзается: Бог якобы мучает его потому, что любит, – утешает себя несчастный…
И вот теперь она смотрела, как раввин поднимается в гору, опираясь о посох и останавливаясь время от времени, чтобы оглянуться назад в сторону Иерусалима, расправить плечи и перевести дыхание… В эти дни, проведенные вместе с Вифании, отец и дочь позабыли о прошлом, часто говорили друг с другом, старик увидел, что дочь его оставила неверный путь, и простил ее. Слезы смывают все грехи. Это было хорошо известно почтенному раввину, а Магдалина достаточно наплакалась. Тяжело дыша, старик приблизился, Магдалина отступила было от двери, давая ему дорогу, но отец остановился и с мольбой взял ее за руку.
– Магдалина, дитя мое, – сказал раввин. – Ты – женщина, великой силой обладают слезы твои, великой силой обладают ласки твои. Пади ему в ноги и моли, чтобы он не ходил больше в Иерусалим. Сегодня фарисеи-книжники осерчали пуще прежнего. Я видел, как они тайком переговариваются между собой: уста их источают яд, они готовят смерть.
– Смерть! – воскликнула Магдалина, и в груди у нее похолодело. – Смерть! Но разве он может умереть, отец?
Почтенный раввин глянул на дочь и горько улыбнулся.
– Мы всегда говорим так о людях, которых любим, – сказал он и замолчал.
– Но ведь Учитель совсем не такой смертный, как мы, совсем не такой! – в отчаянии воскликнула Магдалина. Нет! Нет! – все повторяла она, заклиная свой собственный страх.
– Откуда ты это знаешь? – спросил старик, и сердце его затрепетало, потому как он доверял предчувствиям дочери.
– Я знаю это, – ответила Магдалина. – Не спрашивай откуда. Я уверена в этом. Не бойся, отец: разве кто осмелится тронуть его теперь, после того, как он воскресил Лазаря?
– Теперь, после того, как он воскресил Лазаря; они рассвирепели еще больше. Раньше, слушая его возглашения, они только плечами пожимали. Но теперь, когда разнеслась весть о чуде, народ набрался отваги и кричит: «Он – Мессия! Он воскрешает мертвых, у него власть от Бога, пошли за ним!» Сегодня мужчины и женщины устремились за ним с пальмовыми ветвями в руках, калеки побросали свои костыли и принялись угрожать, бедняки подняли головы… Фарисеи-книжники видят все это и серчают. «Если мы будем позволять ему действовать так же, то скоро нам придет конец», – говорят они, то и дело ходят от Анны к Каиафе, от Каиафы к Пилату и роют ему яму… Магдалина, дитя мое; припади к его коленям, не отпускай его больше в Иерусалим, возвратимся в Галилею!
В памяти раввина возникла мрачная, побитая оспой образина.
– Магдалина, – сказал он, – когда я шел сюда, то видел, что Варавва околачивается там, а лицо его было мрачно, как у демона смерти. Услышав мои шаги, он спрятался в кустах. Это не к добру!
Немощное тело старика дрожало, он совсем выбился из сил. Дочь взяла его под руку, помогла войти в дом, принесла скамью. Старик сел, а Магдалина опустилась рядом с ним на колени.
– Где он теперь? Где ты оставил его, отец? – спросила Магдалина.
– В Храме. Он кричит, глаза его мечут огонь – того и гляди, сожжет священный чертог! А что за слова, что за богохульство, Боже мой! «Я, – говорит, – упраздню Закон Моисеев и принесу Новый Закон. Не нужно мне искать Бога на вершине Синая, я найду Его в сердце моем!»
Старик понизил голос и сказал с содроганием:
– Иногда, дитя мое, иногда я боюсь, как бы он не повредился рассудком. Что если Люцифер…
– Замолчи! – воскликнула Магдалина, зажав ему рот ладонями.
Пока они беседовали, на пороге один за другим стали появляться ученики. Магдалина вскочила, думая, что вместе с ними может быть и Иисус.
– А Учитель? – воскликнула она душераздирающим голосом. – Где Учитель?