Последнее искушение Христа

– Не бойся, – мрачно ответил Петр. – Не бойся. Сейчас он придет.

Сидевшая у ног брата Мария тоже вскочила и встревоженная подошла к ученикам. Их лица были угрюмы и обеспокоены, глаза тусклы. Мария прислонилась к стене.

– А где Учитель? – едва дыша, тихо спросила она.

– Сейчас придет, Мария, сейчас придет… – ответил Иоанн. – Разве мы бы оставили его, если бы с ним что случилось?

Ученики угрюмо разбрелись по двору, стараясь держаться подальше друг от друга.

Матфей вытащил из-за пазухи рукопись и приготовился писать.

– Говори ты, Матфей, – сказал почтенный раввин. – Говори, да будет с тобой мое благословение!

– Старче, – ответил Матфей, – когда мы все вместе возвращались из Иерусалима, в городских воротах нас догнал центурион Руф.

– Стойте! – крикнул он. – У меня приказ!

Мы побледнели от страха, но Учитель спокойно протянул римлянину руку.

– Привет тебе, друг, – сказал он. – Я нужен тебе?

– Нет, не мне, – ответил Руф. – Ты нужен Пилату. Прошу тебя следовать за мной.

– Я иду, – спокойно ответил Иисус и повернулся лицом к городу.

Мы все бросились к нему, восклицая:

– Куда ты, Учитель? Мы не отпустим тебя!

Но тут вмешался центурион.

– Не бойтесь, все будет хорошо, – сказал он. – Даю вам слово! …

– Уходите! – велел нам Учитель. – Не бойтесь: время еще не пришло.

Однако Иуда заупрямился.

– Я пойду вместе с тобой, Учитель, – сказал он. – Я не брошу тебя.

– Пошли, – ответил Учитель. – Я тоже не брошу тебя.

И они отправились в Иерусалим: двое впереди, а позади Иуда, словно пастуший пес.

Пока Матфей рассказывал, ученики мало-помалу собирались вокруг него.

– Вид у вас решительный, – сказал раввин. – Вы что-то скрываете.

– У нас другие заботы, старче, – отозвался Петр.

– Другие. И снова замолчал. И, действительно, мрачные демоны овладели ими сейчас, по пути сюда. Мертвецы уже начали оживать, близился День Господень, Учитель должен был взойти на престол – стало быть пришло время делить почести. При этом дележе ученики и поссорились друг с другом.

– Я буду сидеть справа от него, – сказал один из них.

Он меня больше любит.

– Нет, меня! Меня! Меня! – всполошились тут все остальные и подняли крик.

– Я первым увидел Учителя! – сказал Андрей.

– Мне он чаще, чем другим, является во сне, – возразил Петр.

– Меня он называет «любезным» – сказал Иоанн.

– И меня! И меня! И меня! – снова раздались крики. Кровь закипела в жилах у Петра.

– Катитесь вы все подальше! – крикнул он. – Не мне ли сказал он третьего дня: «Петр, ты – камень, на котором воздвигну я Новый Иерусалим!»?

– Он не сказал «Новый Иерусалим»! У меня все его слова записаны! – сказал Матфей, ударив по спрятанному за пазухой свитку.

– А что же он сказал мне, писака?! Я это собственными ушами слышал! – гневно возразил Петр.

– Он сказал: «Ты – Петр, и на камне том воздвигну я Церковь мою». «Церковь мою», а не «Иерусалим». Разница большая.

– А что еще он поручит мне? – крикнул Петр. – Чего ты замолчал? Что – продолжать невыгодно?! О ключах… Давай-ка, говори!

Матфей нехотя вытащил свиток, развернул его и прочел.

– «И вручу я тебе ключи, от Царства Небесного…»

– Дальше! Дальше! – торжествуя, кричал Петр.

Матфей проглотил слюну и снова склонился над свитком:

– «И то, что свяжешь ты на земле, – будет связано на небе, а что развяжешь ты на земле, будет развязано на небе…» Вот, пожалуйста, – это все!

– А разве этого мало? – спросил Петр, свысока глядя на учеников, важно приосанился, словно петух. – Разве этого мало? Я – вы все это слышали! – храню ключи. Я открываю и закрываю двери в Рай: захочу – позволю вам войти, захочу – не позволю!

Ученики рассердились, и, без всякого сомнения, пошла бы между ними потасовка, если бы тем временем не подошли они к Вифании. Им стало стыдно крестьян, и потому они постарались укротить свой гнев. Но лица были их все еще мрачны.

Глава 26

Между тем Иисус и центурион, а за ними, словно пастуший пес, Иуда, углубились в извилистые, узкие улочки Иерусалима и направились к возвышавшейся возле Храма Башне, где находился дворец Понтия Пилата. Первым раскрыл уста и заговорил центурион.

– Учитель, дочь моя пребывает в полном здравии и постоянно вспоминает о тебе, – с чувством сказал он. – Всякий раз, когда она узнает, что ты будешь держать речь перед народом, то тайком уходит из дому и идет слушать тебя. А сегодня я крепко держал ее за руку. Мы были вместе и слушали тебя в Храме. Она хотела побежать к тебе и поцеловать твои ноги.

– Почему же ты не позволил ей сделать это? – отвечал Иисус. – Одного мгновения бывает достаточно, чтобы спасти душу человеческую. Почему упустил ты это мгновение, которое теперь не воротишь?

«Чтобы римлянка целовала ноги еврею?» – со стыдом подумал Руф, но не сказал ни слова. В руке у него была короткая плеть, которой он разогнал шумную толпу. Было очень жарко, человеческие тела млели, мухи кружились тучами. Центурион с омерзением вдыхал воздух, пропитанный еврейским смрадом. За много лет, проведенных в Палестине, он никак не мог привыкнуть к евреям. Теперь они шли через крытый соломой базар. Здесь было свежо, они ускорили шаг.