После любви

Вариант, который устроил бы Сайруса, – миска с едой и плошка с молоком, я напрасно мучаю бедное животное и себя заодно, пустые хлопоты, мартышкин труд!.. В папках (я заглядываю в них лишь мельком) – проспекты оружейных салонов с пометками «TOP SECRET» – красными, черными; топографические планы каких-то строений, испещренные стрелками и цифрами; панорамные снимки домов и пустынных улиц, следы маркера заметны и на них. Все это лежит вперемешку с проспектами выставок, галерей, фестивалей и биеналле, часто – заляпанными пятнами от еды и вина. Есть даже несколько обширных каталогов, отпечатанных на хорошей мелованной бумаге, – пятна на них смотрятся особенно живописно. Похоже, современное искусство не вызывает должного почтения не только у меня.

Надо бы ознакомиться с папками повнимательнее – может, тогда удастся найти хоть что-то, что объясняет их нахождение в потайной комнате, я займусь этим не сейчас, а…

А когда?

Я же собиралась убраться отсюда навсегда – еще когда наткнулась на гардеробную, полную дорогих вещей. Потайная комната – не гардеробная и заключает в себе гораздо больше опасностей, один арсенал чего стоит, одна пробковая панель с фотографиями мертвецов! Невозможно поверить в то, что это добро никому больше не понадобится. Останется невостребованным.

Человек, более искушенный, чем я, наверняка нарыл бы здесь гору полезного материала, запустил бы механизм часовой бомбы, которая рванула бы в самом неожиданном месте и похоронила бы под осколками самых неожиданных людей.

Алекса Гринблата – наверняка.

Я думаю об этом совершенно отстраненно: Алекс остается для меня тем, кем был раньше, – Спасителем мира с чертовски красивыми глазами. Пастухом, выпасающим свой скот на полях, взятых в аренду у Бога. На подошвах его ног – слой дорогой кожи (крокодиловой, змеиной, антилопьей), так что заноза нашей с ним ночи вряд ли серьезно обеспокоила его. Это я не могу вытащить ее до сих пор, а ему – наплевать. Но даже если абстрагироваться от дурацкой ночи и не думать о нем как о любовнике, и не думать о нем как о проповеднике… зачем Алексу убивать серьезных и почтенных людей? Их легко можно представить клиентами Алекса, скупающими псевдоконцептуальную трихомундию, которую господин Гринблат выдает за шедевры современного искусства. Конечно, я не права и современное искусство существует, как существуют по-настоящему серьезные произведения, тогда тем более – зачем? Зачем пастуху резать скот, когда его можно просто доить?

Не моего ума это дело.

Я не хочу думать об Алексе и не хочу думать о Мерседес, я не хочу видеть снайперские винтовки и простреленные головы, я не хочу находиться в этой проклятой квартире и еще больше не хочу, чтобы со мной произошло то же, что и с mr. Тилле и со всеми остальными. Хотя вряд ли моя смерть удостоится двух строк в газетной рубрике «некролог», я принадлежу к большинству. К тем, ради которых затеваются землетрясения, наводнения, засухи, цунами, эпидемии и террористические акты.

Я не хочу думать обо всем этом, но все равно думаю. Алекс, Мерседес, снайперские винтовки – отдельно, простреленные головы – отдельно. Отдельно от всего, даже от своих имен. Это при жизни им посвящали журнальные обложки, а смерть оказалась стыдливо упакованной в газетную бумагу. Простреленную голову на журнальную обложку не поместишь.

Не моего ума это дело.

– И не твоего, Сайрус.

Кот больше не сидит у меня на руках.

Больше всего я боюсь, что он отправится в прихожую и начнет орать прямо у входной двери – с требованием выпустить из западни.

– Понимаю, Сайрус… Ты настрадался, но скоро все закончится. Совсем скоро, обещаю тебе.

«Совсем скоро» – я не обманываю Сайруса. Единственное, что могло бы меня задержать, – сейф. Но замков на нем нет, только квадратная панель с цифрами от 0 до 9. Это означает, что ключ Ясина мне не помощник: ведь для того чтобы открыть дверцу сейфа, мне пришлось бы подобрать комбинацию цифр. Код. Он может быть трехзначным, пятизначным, девятизначным, он может содержать в себе сведения о дне рождения матери Мерседес или о дне, когда сама Мерседес потеряла девственность. Он может содержать в себе сведения о дате высадки союзнических войск в Нормандии, об октановом числе в бензине, очищенном от примесей; о стоимости молочного коктейля в ближайшем баре или о стоимости бутылки вина в одном из баров на острове Реюньон.

Он может содержать в себе все что угодно. Так же, как и пароль к компьютеру «Merche – maravillosa!». Мне ни за что не открыть его.

Ни за что.

Помнится, Фрэнки говорил мне, что работал менеджером в фирме по изготовлению металлических сейфов. Помнится, Слободан намекал, что секретов в любой охранной системе для него не существует. Вот если бы Слободан был здесь!.. Вот если бы Фрэнки здесь оказался!.. Но Фрэнки мертв, а Слободан… Я искренне надеюсь, что никогда больше не увижу его.