После Аушвица

К тому времени Цви успешно работал в компании биржевых маклеров «Штраус Тернбулл», и мы искали себе подходящий дом. Как только появилась возможность, мы купили небольшую квартиру на первом этаже в доме на улице Олив и даже занялись обустройством нашего первого сада, посадив яблоню, которую мы взяли с собой при переезде в наш следующий дом, где она до сих пор прекрасно плодоносит.

Со стороны жизнь выглядела идеально: мы были молоды и прокладывали себе дорогу в этом мире, но на самом деле я все еще боролась с эмоциональными и физическими последствиями Аушвица.

Через довольно короткий промежуток времени с момента нашего заселения в квартиру на улице Олив у меня вдруг обнаружилась температура. Она была не особо высокой, но сколько бы я ни отдыхала, не спадала. Я практически постоянно чувствовала себя плохо. В конце концов врач отправил меня на дополнительные обследования, и они показали рубцы в легких и туберкулез костей. Это была ужасная новость, так как в то время от туберкулеза лечились месяцами и даже годами.

Меня отправили в знаменитую Королевскую национальную ортопедическую больницу в Станморе, и я провела там три недели. За это время мне сделали рентген и другие обследования, и однажды утром у моей кровати появился врач и сказал: «У вас нет туберкулеза, миссис Шлосс, вы можете выписываться». Я с радостью покинула эту холодную и сумрачную больницу, казавшуюся очень примитивной по сравнению с другими европейскими медучреждениями, которые я видела, но врач также сказал мне, что рубцы в легких говорят о серьезном заболевании, перенесенном ранее – вероятно, когда я находилась в лагере.

На этом мои проблемы со здоровьем не закончились. Вскоре после возвращения из лагеря я осознала, что Аушвиц несет ответственность за еще более глубокие последствия.

Однажды дождливым лондонским днем я решила пойти на лекцию по геологии в Музей естествознания. Когда я вышла из музея, меня пробрала дрожь от сырой ненастной погоды, и я решила выпить чашечку чая в кафе напротив. Я села, заказала чай и заметила, что на меня смотрит пожилой мужчина за соседним столиком. Он наклонился и прокашлялся, и я подумала, что он собирается что-то сказать. Но вместо того чтобы завести со мной беседу, он попросил разрешения рассмотреть мою ладонь. Я понимала, насколько это глупо, но мне было любопытно, и я немного опешила. Я перевернула руку, и он начал водить пальцем по моей ладони.

– О-о, да, – сказал он, пока мы оба всматривались в линии на моей руке. – Эта линия показывает, что у вас будет очень долгая жизнь.

Это определенно было хорошей новостью.

Затем он остановился.

– Подождите, я не могу разобрать…

Он нахмурился и всмотрелся пристальнее.

– А эта линия должна показывать, будут у вас дети или нет, но это нелегко проследить – я не берусь сказать, будет ли у вас семья или нет.

До этого момента я никогда не задумывалась о том, что у меня может не быть детей. Я в ужасе отдернула руку. Вдруг вспомнились слова папы о непрерывной семейной цепи, и я внезапно поняла, что если бы мы с Цви не могли иметь детей, это было бы невыносимо.

Я бросилась домой в слезах и хлопнула входной дверью. Цви сидел в гостиной.

– Забудь о том, что нам надо получше обустроиться, – выпалила я. – Мы должны сделать ребенка прямо сейчас.

– Хорошо, – смущенно ответил муж, – но я думал, что ты хочешь подождать, пока у нас не появится жилье попросторнее?

– Нет, мы должны начать попытки немедленно!

Но шло время, и стало казаться, что предсказание хироманта может сбыться. Мы пытались в течение года, но беременность не наступала.

В конце концов мы записались на прием в больницу Элизабет Гарретт Андерсон на улице Юстон, и когда сидели в приемной, возможность того, что у нас никогда не будет детей, лежала между нами тяжелым грузом. Доктор подтвердил мои худшие опасения. Аушвиц оказал негативное влияние на функционирование моего организма и на мой гормональный фон. Я начала курс лечения и ждала, ждала – но все равно ребенка так и не было.

Я погрузилась в уныние, и поэтому осенью 1955 года Цви предложил съездить вместе с моей мамой и Отто в отпуск, в Норвегию, чтобы отвлечься. В те дни Норвегия не была международным туристическим направлением, и мы чудесно отдохнули: наслаждались красотой фьордов и водопадов, безуспешно пытались объясняться на английском языке, ели оленину и катались на местных автобусах. Даже со всеми моими проблемами я не могла не расслабиться и не наслаждаться, и когда вернулась в Лондон, то обнаружила, что у меня пропали месячные. Наконец-то я забеременела.

Несмотря на тот ужасный жизненный опыт, который был у меня за спиной, я все еще была на редкость невежественна в вопросах беременности и родов.

Первые несколько месяцев меня ужасно тошнило и при малейшем запахе пищи рвало. Однажды вечером я готовила тушеное мясо для Цви, но как только я сняла крышку с кастрюли и запах ударил мне в нос, меня вырвало прямо на пол рядом со столом.

Цви начал кричать:

– Что ты делаешь?! Ты чуть не испортила мой ужин!