Попытка словаря. Семидесятые и ранее

Казалось, произошел контакт со старым товарищем (в широком смысле слова), соотечественником. Памятник представлял собой высокую стелу из белого камня, на самом верху которой красовался барельеф вождя мирового пролетариата с бородой, которая оказалась больше и окладистее обычного. Подножие довольно высокого каменного изваяния было разрисовано несколькими культурными и некультурными слоями надписей – итальянских аналогов «Киса и Ося были здесь». Посередине была выбита надпись: «Ленину. Капри». Под Лениным «чистила себя» обрывающаяся в море великолепная (но закрытая) дорога – виа Крупп, построенная как бы в насмешку над социалистическим вождем знаменитым немецким промышленником в начале XX века. Чуть выше ослепляли красотой сады Августа, названные в честь императора.

Чем так обаял жителей этого райского острова Ильич, не слишком понятно. Но что уж там: курсом Ильича, дорогой Круппа – социализм с капитализмом смешались на этом острове.

Знаменитостей здесь хватает. Они, впрочем, едва различимы в толпе, пестрым мультикультурным и мультилингвальным потоком курсирующей вдоль роскошных магазинов от главной площади имени Умберто Первого (она же Пьяцетта) до пятизвездочного отеля с богатой историей «Квисисана», отзывающегося цитатами из сталинской архитектурной эстетики; от «Квисисаны» до респектабельного ресторана «Фаральони», где метрдотель свободно изъясняется на всех западноевропейских языках, путаясь, впрочем, в географии и прикладной антропологии (то есть неточно угадывая национальность гостя); от «Фаральони» до роскошных, утопающих в субтропической зелени и осторожно-нежном солнечном освещении вилл на виа Трагара, начинающейся с каменного забора, добрым словом поминающего Пабло Неруду, что-то такое здесь сочинившего от избытка чувств. Здесь – все великолепие западного мира, уравниваемое в правах разноцветным морем, беспощадным солнцем и не менее беспощадными ценами в магазинах. Здесь – все лучшее, и, помимо Ленина, не слишком много русских и немцев, неизменных спутников всех популярных туристических точек Средиземноморья.

Но вот что важно: на калитке, ведущей к частному кусочку земли, ближе к маленьким пляжам Марина Пиккола, второго по значимости каприйского причала, можно обнаружить надпись, исполненную в дружелюбной каприйской майолике, но отнюдь не указывающей, как можно было бы подумать, дорогу к кабинетам московских адвокатов: «Танненбаум, Ландау». То есть они, эти парни с этими фамилиями, прямо здесь, буквально на горе, на вулканической породе, жили, объединив усилия. Здесь эти ребята точно были застрахованы от погромов, от преследований по пятому пункту, от квот для поступления в советские вузы, которые появились после Семидневной войны 1967 года. Внизу плескалась, перемалывая вулканическую гальку и случайные женские прокладки вкупе с презервативами, приплывавшими к берегу после обеда, древняя как мир волна Малой гавани, запечатленной еще на полотнах старых мастеров. Кстати говоря, в том числе и русских…

Горький, Ленин, Танненбаум с Ландау и даже Род Стюарт с бесчисленными законодателями мод (в буквальном смысле слова) посещают Капри и живут на Капри в окружении простых людей, чье присутствие ощущается, как только вы опускаетесь на гальку немногочисленных свободных от оплаты пляжей (если найдете половину квадратного метра).

Вечерняя, а затем ночная Пьяцетта, по которой наверняка гуляли все Танненбаумы и Ландау, – это социальный срез, случайная, но репрезентативная выборка мировой буржуазии. Вот декадентского вида юноша, словно сбежавший из висконтиевских то ли «Семейного портрета в интерьере», то ли «Гибели богов». (Притом что общая атмосфера вечного праздника – это конечно же «Сладкая жизнь» Феллини, которая ошиблась географическим адресом и забрела не в Рим, а на Капри. И – чуть спутала эпоху.) Его загар восхитителен, белокурую голову венчает кепка «Барберри», гармонирующая с аналогичными клетчатыми шортами, а в ногах путается привлекающий внимание всех щенок благородной породы, еще не слишком уверенно чувствующий себя на ногах, а потому болтающийся из стороны в сторону, как тряпичная игрушечная собака. Молодой человек идет, даже не разглядывая витрины магазинов. У него оказываются голубые глаза. Чем не любимчик Висконти, такой же белокурый Хельмут Бергер!