Параллельно разворачивались жизнь и судьба Либы Гершоновны Кац-Каган, родившейся 8 июля 1897 года в городе Двинске Витебской губернии (ныне Даугавпилс, депутатом от города одно время был Илья Эренбург, чем он страшно гордился). Потом ей предстояло взять фамилию мужа – Трауб. После войны, а скорее всего и до нее, бабушку уже никто не называл Либой Гершоновной – лично я знал эту грустную, родную пожилую женщину, периодически засыпавшую у черно-белого телевизора «Темп», как Любовь Герасимовну. В ее комнате, где после переезда с Ленинского проспекта она прожила пять лет (а мне казалось, что целую жизнь), пахло лекарствами, стояли портреты умершей в трехлетнем возрасте дочки Стефочки (1920 года рождения) и погибшего на войне сына Эдуарда (1924–1942), а также массивные черные часы Буре, которые, впрочем, на моей памяти никогда не ходили. («Под мягкий звон часов Буре приятно отдыхать в качалке…») Я читал бабушке вслух, чтобы ей не было скучно, изумительную книгу – «Приключения Эмиля из Леннеберги» Астрид Линдгрен в переводе Лунгиной, этот кодифицированный свод правил жизни в хуторской довоенной Швеции. Когда я был поменьше, бабушка пела мне ту самую колыбельную, которую от нее слышал еще маленький сын Эдик (потом я увидел этот стишок с заголовком «Вечером» в книге издательства Кнебеля «Малышам»):
Только бабушка пела: «младенец мой». В шкафчике (шкаПчике) хранились бережно завернутые в бумажку волосики умершей девочки и копна волос юноши, ушедшего на фронт… Сейчас они (!) лежат (!!) у меня в ящике письменного стола.
Дочь купца Гершона Шмуиловича Кац-Кагана и Анны Израилевны Рейн, проживавших в доме Марковича на улице Владимирской, окончила Двинскую женскую гимназию. Кац-Каган – фамилия редкая, упоминается исключительно в одном из произведений замечательного писателя Леонида Добычина. Судя по всему, Гершон Шмуилович приходился родственником знаменитому двинскому (а потом даугавпилсскому) раввину Меиру-Симхе Кац-Кагану, который оставался на своем посту 38 лет – до 1926 года. Круглолицая девочка с веселыми, маслянистыми карими глазами, преуспев во всех предметах, кроме рукоделия, поступила в 1916 году на историко-филологический факультет Петроградских высших женских курсов, где (судя по впечатляющих размеров серому пропуску с фотографией) проучилась всего год, чтобы в 1917-м переехать в Тверь и познакомиться там с молодым человеком, который, как и Либа-Люба, приходил в гости к юной политизированной социалистке Стефе Шерлинг, начертавшей на своем домашнем альбоме слоган «Дорогу женщине!». Давид Трауб между бодрыми социалистическими призывами и эсеровскими лозунгами еврейской молодежи тоже что-то такое писал в альбом изысканнейшей каллиграфией – в основном чужие неполитизированные стихи. А уже спустя год подарил Любе знаменитый сборник русской лирики, собранный в 1913 году Евгенией Штерн. На экземпляры этой книги я иногда натыкаюсь в букинистических магазинах города Москвы. Значит, отношения в ту пору дошли до вполне романтической стадии. Студент и курсистка поженились в Твери в начале 1920 года. В конце этого же года у них родилась дочь Стефа. В этом же городе девочка умерла. Там же родились сын и еще одна дочь. Потом Давида Соломоновича перевели из «Тверьстроя» на повышение – в Москву. Следующая остановка – Вожаель.
… Собственно, все это – всего лишь комментарий к маминому почерку, ее неумению рисовать и так и нераскрытому таланту к каллиграфии.