Poor men's judge

— Нет, — очень серьезно ответил Виктор. — Повезло как раз вам, Лев Яковлевич. Обычная охрана просто не распознала бы знакомого мне с детства виновато-любопытного выражения на лице Красновского. Точно так же выглядели лица ребят с нашего двора за несколько минут перед тем, как случалась какая-нибудь особо лихая шкода. Сразу стало понятно, что субъекта срочно надо вязать и расспрашивать, потому как у взрослых шкоды частенько бывают на редкость злодейскими. Что было потом, вы помните.

Что было дальше, Рохин и хотел бы забыть, но понимал, что вряд ли получится. После того, как раскрутили Красновского, пришлось снимать начальника штаба и срочно нейтрализовывать многих и многих — такой комок грязи выпал на всеобщее обозрение после первых допросов.

Единственное, что он теперь спросил, было:

— И что, получается, любой так может? В смысле, по лицам читать.

— Думаю, да, — ответил Виктор. — По хорошему, нормальному здоровому человеку, при соответствующей подготовке и детектор лжи без надобности и иголки под ногти совать не требуется. Внимание и память — вот то, что позволяет различать самые тонкие оттенки человеческих чувств. Пока что, ни одна машина не способна делать то, что может грамотный верификатор.

Разговоры о запредельной сложности верификации не стоят и выеденного яйца. Большинство невербальных сигналов, процентов примерно 95, человек подает при помощи сорока трех мимических и сотни скелетных мышц. Десяток базовых эмоциональных состояний описывается при помощи 12654 комбинаций мышечных сокращений. Проще говоря, выражений лица, и поз. Вариации их не сильно велики. Выражения недоверия, страха, пренебрежения, ярости мало различаются не то, что у разных рас, высшие приматы демонстрируют почти те же комбинации мышечных сокращений. Если учесть, что для уверенной работы достаточно различать сотен пять, то ничего сложного, правда? Если при этом обращать внимание на потоотделение, тремор, зрачки глаз и крылья носа, но картина становится кристально ясной.

Рохин не ответил, с горечью припоминая случаи, когда неправильное суждение о намерениях собеседника и мере его искренности обходились ему дорого. Однажды ценою могла стать жизнь, но повезло.

— Занятно, знаете, смотреть на лжеца, блеющего с телеэкрана о том, что дефолта — не будет, когда у него на лице четко просматривается: будет, граждане, все вам будет, — между тем продолжал увлекшийся рассказом Виктор.

Поняв, что ему только что между делом рассказали, боевой генерал совершенно простонародно присвиснул:

— Да если это правда, такое знание любое государство должно скрывать, как кащеево яйцо. У нас же все построено на обмане доверия. Получается, мальчику Вите кто-то методично разглашал секретные данные?

— Нет там ничего секретного, — отмахнулся Вояр, — и не было никогда. Вся значимая информация присутствует в обыкновенных вузовских учебниках. Просто ее надо было собрать и свести воедино, что я и сделал. Точно так же, как это делали до меня сотни людей, и будут делать тысячи. Весь секрет тут в том, что секрета никакого-то и нет. Просто тренированная память и внимание. Это примерно как с игрой в шахматы — там далеко не все зависит чисто от способностей.

Гроссмейстеры и шахматисты высших разрядов запоминают тысячи позиций в целом, помаленьку приучаясь к тому, что называется "видеть доску". Там, где любитель с трудом нащупывает взаимосвязи, мастер их просто видит, как давно отработанное, потому и продуктивность его за доской — выше. Понимаете?

— Понимаю, конечно. Только вот грустно это очень — постоянно отслеживать известные тебе позы и выражения. Думаю, такая привычка надежно лишает веры в порядочность ближних и дальних.

Неожиданно для Виктора, генерал оказался изрядным идеалистом. Ну кто бы мог подумать!

— Я этим с тринадцати лет занимаюсь, — саркастически заметил донельзя удивленный Вояр. — И знаете, все не так плохо, Лев Яковлевич. В свое время не удалось удержаться от проверки некоторых статистических закономерностей, и получилось, что средний россиянин врет за десять минут раза три-четыре, не более. Разумеется, при условии, что обстоятельства не вынуждают делать это через слово. Так что, смотрим на мир с оптимизмом!

— Это все, что позволило Вам демонстрировать такие удивительные… навыки? — осторожно, словно ступая по минному полю, спросил Рохин.

— Всего вам никто не расскажет, но еще кое-что — могу. Был у меня еще один знакомый. Крайне своеобразный человек. Обстоятельства нашего знакомства сами по себе достаточно занимательны. Но главное в другом. Павел Иванович, поняв направленность моих занятий, предметно, можно даже сказать, на собственном опыте, пояснил, почему люди за мной не пойдут. Это тоже было везением, только очень своеобразным.

— Что же он сказал?