В классах не хватает мебели – это деревенская школа, здесь обычно совсем немного учеников, а тут приехало больше сотни человек сразу. Вместо привычных парт и стульев они сидят на чем попало: на скамейках, на вытащенных из каких-то давно забытых подсобок креслах, на бревнах и туристических пенках.
Алёна рассматривает старый диван в коридоре. Темно-красный, с деревянными подлокотниками и с дырками в обивке, из которых торчат нитки. Эти нитки ей почему-то хочется заплести в косички. Она не замечает, как в классе становится тихо, а потом очень шумно – что-то радостно кричат. Она приходит в себя, только снова становится тише: из-за двери слышен ровный гул разговора, много голосов, это явно не лекция и не доклад. Алёна приоткрывает дверь и входит.
– О, это девочка, которая всегда за печеньками приходит, привет! – говорит парень в красных шортах. – А у нас сегодня не печеньки, а даже целый торт!
– Алён, садись, угощайся, – это Вера.
– Спасибо большое! С днем рождения, – вежливо и тихо отвечает Алёна и берет тарелку. Вера улыбается, кивает и сразу возвращается к общему разговору. Алёна кладет себе большой кусок расплывающегося по тарелке торта из сковороды, но есть не начинает, просто ставит перед собой и пытается вслушаться в разговор.
– А вы слышали, как вчера Антоныч орал из-за того, что кто-то в душ залез?
– На Наташу с Диной орал, это они.
– А зачем он душ поставил, если им нельзя пользоваться?
– Ну, там еще что-то не настроено и какие-то правила есть, типа мыться не больше пяти минут, он обещал рассказать за ужином, когда все соберутся.
– Антоныч хамло, потому что он с Урала!
– В смысле, я тоже с Урала!
– Так и я с Урала, поэтому говорю это с гордостью.
Алёна боится Антоныча – так, по отчеству, называли очень молодого мужчину, который что-то преподавал, но в основном все ремонтировал. Она думает, что легко могла бы оказаться на месте Наташи с Диной, потому что в душ хочется, а никакой предупреждающей таблички не было, казалось, что он работает. Глядя вчера, как он напряженно и громко говорит: «Прошли мимо меня, как будто так и надо, и не подумали ничего спросить», – она представляла, что, будь она Наташей, у нее в желудке в это время расплывался бы свинцовый кругляш стыда и обиды, оттого что она не хотела ничего плохого, просто почему-то снова не получилось соответствовать непонятным и неочевидным требованиям этого мира. И поэтому приходится чувствовать себя никчемной. Она так хорошо себе это представила, что ее затошнило. Хотя Антоныч даже не кричал на самом-то деле, и Наташа с Диной не выглядели пострадавшими. Они стояли распаренные, с полотенцами на головах, довольные, что попали в душ. Неизвестно, когда и по каким правилам будут мыться остальные, им, скорее всего, дадут по пять минут на человека, а они успели без всяких правил постоять под теплой приятной водой.
Пока она об этом думает, первая пара заканчивается. Алёна дожидается, пока все начнут расходиться, чтобы тоже незаметно выскользнуть из класса вместе с тарелкой. Она не спеша съедает яблочно-сгущеночный торт за углом в коридоре. С очень сосредоточенным видом, морща лоб и сводя брови, выходит из школы, проходит мимо кухни, быстро оглянувшись, оставляет тарелку на деревянном столе. Канализация в школе не работает. Воду берут в роднике, посуду моют в речке, а туалеты стоят на улице: волонтеры, которые приехали за несколько дней до открытия лагеря, вырыли ямы, построили дощатые настилы с дырками и вокруг них ограждения – стены, крышу и двери из вагонки.