Помутнение

Пока он перебирал маски, Оширо положила стопку его одежды и толстовку ему на колени и поставила дурацкие полукеды под кровать, молча настаивая, чтобы он сдержал обещание поучаствовать в генеральной репетиции. Кроме того, она достала его телефон и зарядный кабель и, подключив к сети, положила на тумбочку, куда он мог легко дотянуться, а чемоданчик с комплектом для триктрака и сложенную газету – на полку под ящиком, рядом с камнем из берлинской мостовой. Вот все его пожитки, принесенные в больницу, его походный набор для возвращения в мир, где он обладал едва ли чем-то еще. В Беркли, в квартирке, где ему из жалости позволили пожить, его ждали итальянские туфли и выходной костюм да несколько ненадеванных футболок с призывом «ДЕРЖИСЬ».

– Вот эта.

Он выбрал маску с самыми узенькими прорезями для глаз. В эти крошечные дырочки у переносицы никто не разглядит его сшитое из лоскутов обличье.

Оширо давно усвоила, когда стоит прикрикнуть на пациента, а когда проявить церемонную почтительность. Она молча сжала его пальцы и помогла застегнуть липучки на маске, одновременно комментируя свои манипуляции: все это Бруно следовало запомнить, чтобы потом применять новые навыки, когда он станет сам себя обслуживать. Она подвела его к зеркалу в ванной и, вручив охапку одежды, закрыла дверь, чтобы он переоделся. Признание за ним чувства стыдливости стало еще одной вехой – совсем недавно Оширо преспокойно мыла его с ног до головы белой махровой мочалкой.

Глядя на себя в зеркале, Бруно понял, почему эта маска действовала на него так успокаивающе. Она напомнила ему о Мэдхен, с ее безмолвным ртом за застегнутой молнией. Он надел футболку с Большим Лебовски и незамедлительно решил «держаться». Мэдхен была его добрым ангелом, попытавшимся на ванзейском пароме вмешаться и изменить его судьбу, если, конечно, тогда уже не было слишком поздно. Ведь все, кого он встречал потом, сговорились ввергнуть его в это подземелье, начиная с того монструозного любителя джаза, немецкого спекулянта недвижимостью, с которым он играл перед тем, как попасть в «Шаритэ», – как же его звали? В первый момент на ум Бруно пришло лишь имя Бикса Бейдербека.

Ах да, Вольф-Дирк Кёлер. Как он мог забыть? Маска, сдерживая и пряча Бруно от внешнего мира, еще и вернула ему воспоминания. Кёлер тоже был пигмеем. И когда он увидел себя в зеркале, – в маске, скрывавшей лицо, – это тоже отчасти напомнило ему о Мэдхен. Расправив плечи, Бруно как будто стал выше ростом и едва уместился в тесной комнатушке – в точности как девушка в черной маске и с голым задом превратила в карлика своего предполагаемого поработителя.

Бруно слышал, как копошится за закрытой дверью Оширо, прибираясь в его палате и шурша, точно крыса в коробке. Готовит его к выписке по распоряжению крысоподобного пигмея Берингера, к сдаче его с рук на руки крысоподобным же пигмеям Столарски и Харпаз. Никогда не доверяй людишкам ростом ниже 160 сантиметров, и если этой аксиомы раньше не существовало, то Бруно ее только что сформулировал. Какое же это облегчение – снова обрести ясность мысли. Его мобильный зарядился. Он обязательно перезвонит Мэдхен. Но не сейчас, не отсюда.

Хорошая маска. Но ее было недостаточно. В ярком свете потолочной лампы он разглядел себя: и кожу вокруг глаз, и складки в уголках рта. Его уши, хотя их никто не отрезáл и не восстанавливал, торчали из-за маски и выглядели по-дурацки. Чуть заметный нимб в поле зрения – фантомный вариант мутного пятна – только усиливал клоунский эффект. Он слегка приоткрыл дверь.

– Подайте, пожалуйста, толстовку.

– Вам холодно?

– Нет.

Медсестра передала ему толстовку, и он снова плотно затворил дверь.

– Вы в порядке? – Ее голос прозвучал встревоженно, и Бруно понял, что, как только он получил свою одежду, они поменялись ролями. У него теперь был рычаг воздействия на Оширо. А медсестра, по сути дела, сама оказалась в положении кающегося грешника.

– Пожалуйста, не пускайте ко мне мою знакомую. Я не желаю ее видеть сегодня. Никаких посетителей.

– Как хотите, мистер Бруно.

– А завтра я встречу ее внизу. Не хочу, чтобы она входила в палату, вы понимаете?

– Да.

Бруно всегда считал смехотворными попытки игроков скрываться за зеркальными стеклами очков или под капюшонами толстовок. Эти жалкие латы слишком красноречиво их разоблачали. Унабомберы[51] – так презрительно именовал их Эдгар Фальк. Но теперь, однако, все было ровно наоборот: капюшон толстовки прикрывал уши Бруно, оставляя лицо в тени и как бы окутывая его туманом телесного цвета, так что обладатель маски как бы отдалялся от чужих глаз. Так маска перестала быть сугубо медицинским аксессуаром, превратившись в призрачный лик. Когда он вышел из ванной, Оширо невольно отшатнулась. Все-таки Берингер был прав: это и в самом деле его одежда.

* * *