Помутнение

Бруно подошел к журнальному столику и нюхнул еще дорожку. Под действием кокаина комната расширилась – как и череп Бруно. Бездна разверзлась между ним и доской, а также между его мозгом и глазами. Бруно жутко захотелось забросить этого чудотворного белого порошка в открывшиеся ему пространства. Столарски вывалил на столик, как тогда показалось Бруно, неимоверное количество кокса. Но теперь он уже сомневался, достаточно ли этого будет.

– Какого… хрена… ты… побил…там… мою фишку?

То ли Столарски заговорил очень медленно, то ли реакции Бруно ускорились. Противник задал вовсе не наивный вопрос: Бруно ударил одинокую заднюю фишку на первом пункте, притом что его фишка на пятом пункте была прикрыта. Только если ему удастся выбросить кости так, чтобы выпали две шестерки, Бруно сможет выбить Столарски – в любом другом случае тот либо побьет фишку Бруно, либо продвинется вперед, усилив свою позицию.

– Я же тебе не тренер. Я соперник…

– От… вали!

– …и я все собирался спросить: никто из твоих онлайн-консультантов не упоминал про «игру в темпе»?

– Так, а теперь я хочу у тебя спросить: почему вся терминология триктрака напоминает «Камасутру»? «Оголенная, зажатая в позиции бобра» – что за хрень?

– То, что ты сейчас произнес, полная бессмыслица!

– Да, но ты же меня понял: эти словечки звучат как секс-шифр!

– Тому есть очевидное объяснение. Половой акт был однажды изобретен парой скучающих игроков в триктрак. Они просто воспользовались известным им языком.

– У тебя извращенное чувство юмора, Флэшмен. Черт побери, я что, проиграю этот турнир?

Бруно пожал плечами.

– Кидай кости, и поглядим.

Его немного удивило, какую странную метаморфозу претерпело его самоощущение в присутствии Столарски: он словно увеличился в масштабе. Бруно приписал это действию наркотика, правда, точно такое же чувство у него возникло накануне вечером: словно нечто новое, чужеродное появилось в поле его зрения – пятно или что-то еще, искажающее картинку перед глазами, преграда, которую ему пришлось или обходить, или игнорировать. Но пока Бруно выигрывал партию за партией, он оставался самим собой. Его не волновало, на что Столарски силился его раскрутить своей дурацкой болтовней. Бруно снес свою первую фишку, и Столарски раздраженно всплеснул руками.

– Тебе надо было предложить мне удвоить ставку, чтобы я сдался.

– Я предпочел этого не делать.

– А я все равно сдаюсь.

– Почему бы не продолжить игру?

– Потому что я проиграл на хрен!

В номер вошли две женщины. Тира Харпаз и Синтия Джэлтер – так она представилась, – семейный психолог из Канзас-Сити, которая не училась вместе с Тирой, но ее школа играла в хоккей на траве против школы Тиры, и обе были уверены, что в то время наверняка участвовали в одном из многих ожесточенных сражений в толпе благовоспитанных девчонок из состоятельных семей, которые молотили локтями и доводили друг друга до бинтов и гипса и многонедельных сеансов лечебной физкультуры; и разве не забавно, что они четверо, две пары бывших соучеников, оказались в шикарном отеле в Сингапуре, а в это самое время муж Синтии, Ричард, адвокат по делам о наследстве и холодный, как рыба, человек – Синтия Джэлтер отлично владела жаргоном семейных психологов, – кемарил внизу. Тира и Синтия нюхнули кокаина – причем Бруно пришел в замешательство, видя, как в их ноздрях исчезает добро, – и вся эта информация была вывалена в один присест.

– Неужели вы выдоили из Кита сумму, равную вашей полугодовой зарплате? Или стали владельцем одного из его магазинов? – Тира, похоже, пыталась пустить стрелы своих шуток в обоих мужчин, но ее настроение явно улучшилось с тех пор, как Бруно виделся с ней в последний раз.

– Я не получаю зарплаты.

– А, вы просто разделите выигрыш со своим инспектором по условно-досрочному или чем он там занимается?

– Конечно!

– И все же, во что это выльется? Киту придется продать свой «ягуар»? – Обе фыркнули и захохотали, упав от хохота на кушетку. Может быть, это только в присутствии Синтии обычно молчаливая Тира превратилась в говорливую провинциалку, или же она просто была пьяна – вообще-то была, – или опьянела от встречи с родственной душой. Бруно не знал Тиру достаточно хорошо и мог бы сказать себе: да перестань ты думать о том, как выстроить с ней отношения.

Столарски со стоическим молчанием дожидался вердикта Бруно. Может быть, его угнетала мысль о последнем проигрыше? И речь тут шла не о деньгах. Он наклонился над стеклянным столиком, насыпал пару дорожек кокаина и нюхнул по-быстрому, пока женщины его не опередили, и стал расставлять фишки для новой партии.

– Он неплохой игрок, – заметил Бруно. – Мы все еще прощупываем друг друга.

Он, несколько рисуясь, специально избрал этот, так сказать, невозмутимо-величавый тон, раз уж Тира со своей новообретенной старой приятельницей привнесли в комнату атмосферу безудержного веселья. Утомленная величавость – вот какое первое впечатление старался производить Бруно везде и всегда.