Помутнение

Зеленоволосый паренек беззвучно открыл рот и поднял вверх обе руки, словно от удивления или, возможно, страха. Может быть, он счел их налетчиками и уже приготовился жалобно скулить, что не имеет доступа к магазинному сейфу. Но в этот момент Мэдхен вышла из-за спины Бруно и тронула продавца за рукав:

– Не волнуйтесь, bitte. Мой друг был в больнице. Он выздоравливает после операции.

– А…

– Мы ищем киноархив, который должен находиться в этом здании, – пояснил Бруно. – Он является частью музея.

– А, ну да. – На лице зеленоволосого паренька вновь возникло обычное выражение – скучающее и безмятежное. – Кинотеатр теперь на другой улице, на Бэнкрофт. Но вообще-то они там временно.

– Мне нужно поговорить с архивистом.

– К сожалению, киноархив закрыт и откроется не раньше, чем достроят новое здание.

– Какое новое здание?

– Это здание не сейсмоустойчиво, хотя и выглядит как бетонная гора. – Продавец взглянул на потолок. – Мы тут все под дамокловым мечом.

– Ну ты смельчак! – произнес Бруно.

– Ха!

– Но ведь архивистов не уволили? – А вдруг Кит Столарски устроил так, что и музей стал жертвой его мести за самоуправство Бет и Алисии?

– Почему уволили? Нет, сэр, в новом здании будут работать те же люди. А сейчас они занимаются подготовкой коллекции к переезду.

– Я ищу Алисию – ты ее знаешь?

– Алисию? Конечно! Но не уверен, что она здесь, она вроде в отпуске.

– А Бет Деннис знаешь?

В ответ зеленоволосый продавец бросил на него пустой взгляд.

– Все равно спасибо, – сказал Бруно.

– Не за что. Сегодня вечером там выставляют «Персиваля ле Галуа» Ромера, редкая копия. На вашем месте я бы сходил.

– Спасибо, – ответила Мэдхен.

Когда они вышли из музея, Мэдхен перелезла через невысокую бетонную стенку и оказалась на внутренней лужайке предназначенного к сносу музея – воротца на лужайку были заперты, а на газоне высились позабытые скульптуры. Бруно последовал за ней. Они юркнули в тень ржавого изваяния в виде геометрической абстракции на бетонном постаменте, озаряемого калифорнийским солнцем. Мэдхен спрятала лицо у Бруно на плече, словно оба опасались, что их лица могут стать объектом слежки. Ей легко передалась его паранойя: может быть, именно этим она ему так нравилась.

– Не беспокойся, – прошептала она. – Мы найдем твоих друзей.

– И каким образом?

– Ты напугал парня своей маской. – Она взяла его за руку, и их пальцы приятно переплелись.

– Мне придется опросить всех продавцов и всех официантов в этом городе, пока я не найду того, кто их знает. – Но чувство вины Бруно уже сменилось радостной беспечностью. Он же не виноват, что во власти Столарски заставлять людей и архивы исчезать.

– Они дадут тебе всю нужную информацию.

– Нет, это мы оба напугали парня. Сам по себе я выгляжу как обычное уличное привидение, поэтому остаюсь практически невидимым. А элегантная великанша-немка – вот кто его впечатлил!

– Ja, он, верно, подумал, что мы из «Фракции Красной армии»!

– Кто?

– «Группа Баадера – Майнхоф», так они еще себя называли.

– Да. – Бруно необязательно было в точности понять, что она имела в виду. Вероятно, это был очередной вариант покаяния за нацизм, в которое немцы впадали при любом удобном случае.

– Но теперь, Александер, тебе это не нужно! – Она высвободила пальцы, дотронулась до его шеи и резко расстегнула нижнюю застежку-липучку маски.

– Я…

Она приблизила губы к его уху и снова зашептала:

– Ты станешь еще более красивым, а может быть, и более пугающим, потому что станешь более настоящим. Все хорошо.

– Не уверен.

– Попробуй снять, ради меня, bitte. В этом саду.

Почему бы и нет? Бруно мог бы сбросить маску, а они с Мэдхен – одежду, чтобы воссоздать райский сад на лужайке обреченного музея, загодя заявив свои права на эту недвижимость в пику Столарски и любому другому спекулянту. Ложитесь и трахайтесь на пути бульдозеров, разбейте тут Народный парк для двоих. Если учесть репутацию Беркли, странно, что это еще не произошло. Бруно боялся лишь одного – удаления двустороннего защитного клапана с его головы. Здесь он чувствовал себя в безопасности под сенью стальной скульптуры, служившей ему надежной баррикадой, внешним мутным пятном, преградой для ментального излучения. А от Мэдхен не исходила никакая опасность. Она просто не могла ему навредить. Если бы он был способен прочитать ее мысли, то, скорее всего, она невольно развернула бы перед ним план города Констанц, показала лица тех, кто перемазал ее тело блестками, и поведала правду о «Группе Баадера – Майнхоф». Ее рука скользнула вверх к следующей застежке-липучке. Бруно почувствовал, как маска сползла с его лица, и воздух овеял нежную кожу под глазами. Она была мастерица снимать одежду одной рукой. Что это могло значить, Бруно не желал догадываться. Мэдхен сдернула маску, сжала ее в руке и пальцами другой руки пробежала по его волосам.

– Я знаю, что тебе нужно, – заметила она с улыбкой.

– И что?

– Haarschnitt[64]. – Она изобразила пальцами ножницы, состригающие волосы вокруг его ушей.

– Парикмахеры в районе университета привыкли обслуживать пловцов и борцов – они стригут всех налысо.