Помутнение

Ему совершенно не хотелось вызвать у Мэдхен жалость. Жалость Бруно к самому себе уже разрослась горой, так что он едва мог заглянуть за ее вершину. Презрительная ирония Тиры или даже Столарски могла бы взбодрить его куда сильнее. Но в этом была и слабость Бруно. Он всегда находил удовольствие в том, чтобы вызывать презрение у врагов. Одно дело, когда он учтиво обчищал их в клубах или в гостиных у них дома, а затем впивался, как нож в масло, в их богатства. Но теперь, когда сам Бруно был загнан в угол, превратившись в живца с изуродованным лицом, он не мог снести уничижения. Тира и Столарски вознамерились уничтожить его. Он схватил Мэдхен за руку.

– Нам нужно бежать отсюда.

– Откуда? Из Menschenpark?[63]

– Да, и из Беркли тоже.

Маска скрывала охватившую Бруно панику, не позволяя Мэдхен прочитать его мысли. И та терпеливо ждала – как преданный сенбернар. Бруно теперь мог воспользоваться благами того упорного терпения, которое вынудило молоденькую католичку из Констанца увязнуть в запоздалой девственности. Он не нуждался в ее жалости, вовсе нет, но безграничная вера Мэдхен в него была как бриллиант, найденный в мусорной куче.

– Не пойми меня неправильно, – продолжал он, – я рад, что ты приехала, проделав такой долгий путь. Ты нужна мне здесь. Но теперь ты должна помочь мне сбежать.

– Конечно, я это сделаю, Александер.

– Купим машину. – Он услыхал, как беспомощно цепляется за смутные образы легенд о Диком Западе, словно возомнив себя персонажем приключенческого боевика. Машина была символом бегства на Запад, но ничего западнее этого города на континенте не было. Может быть, стоит податься в Биг-Сур, но фантазии Джека Керуака, наверное, уже устарели, их затмили описанные Тирой горячие ванны в скалах Эсалена. Или отправиться в национальный парк Джошуа Три в Седоне. Немцы обожают пустыни и каньоны, Америку марсианских ландшафтов.

– Мне только надо заработать… выиграть для нас немного денег, и мы уедем.

– Хорошо. – Мэдхен улыбнулась и тронула его руку. – Александер, когда ты рассказал мне по телефону о человеке, который встретил женщину на пароме в Кладов, я поняла, что ты мой друг, ja? И что тебе нужно найти выход. Твой голос звучал так, как будто ты был в тюрьме или в туннеле. Но, возможно, тюрьма внутри? Прости, внутри… твоего черепа? Не могу найти слова лучше. – И Мэдхен снова применила свой магический жест: она потянулась рукой к его лицу, но не дотронулась до маски. А потом воздела руку вверх, словно рисуя в воздухе пейзаж, в котором они сидели на скамейке в тени помертвевших, опавших деревьев, а вокруг них простирался парк с извилистыми тропинками, и припаркованные автомобили, казалось, стояли тут на вечном приколе.

– Может быть, внутри, а не снаружи?

– Может быть, и там, и там, – ответил он.

Мэдхен слегка улыбнулась, словно делая ему уступку, но не желая акцентировать на этом внимание.

– Тебе надо увидеться с врачом, ja?

– Нет. – Бруно так и не ответил ни на один звонок Кейт, дисциплинированной ассистентки доктора Ноа Берингера. Теперь она, как раньше Мэдхен, настойчиво пыталась связаться с ним по мобильному. Он стер все ее сообщения и отключил звонок.

– Но у тебя есть друг.

– Он лишь кажется другом. – Бруно старался держать себя в руках. Лучше не пугать Мэдхен, а не то она еще сбежит. Ей должно быть комфортно в «Джеке Лондоне», в этой безопасной западне, где она могла спрятаться, пока они не улизнут. – Тебе не стоит иметь с ним дело.

– Я ничего не понимаю, Александер. Разве не он заплатил за твою операцию и прислал за мной машину в аэропорт?

– И да, и нет. То есть это один и тот же человек. Но он обращается с людьми… плохо.

Бруно почувствовал приступ тошноты и одновременно вины: он практически забыл о Бет Деннис.

– Девушка, которая забронировала тебе билет, настоящий друг – но он ее уволил за это.

– Почему?

– Потому что в его власти было это сделать.

– Но это же ужасно!

– Именно. – Он взял ее за руки и поднял со скамейки. – Пошли, повидаемся с ее подругой. И как я не вспомнил об этом раньше. Она работает в художественном музее, мы проходили мимо него по дороге сюда…

Они поспешно выскочили из парка и зашагали по Баудич-стрит, словно подхваченные его внезапным порывом. В отличие от прохожих, бредущих по провонявшему мочой тротуару, Мэдхен шла легкой пружинистой походкой опытной бегуньи – в ее компании, вероятно, ему и машина бы не понадобилась, чтобы исчезнуть из города.

* * *

Огромный художественный музей, выстроенный в бруталистском стиле, казался заброшенным. Хотя двери были распахнуты, во всех залах, кроме кафе и сувенирного магазина, царил полумрак, будто в знак печального согласия с тем фактом, что никому нет дела до произведений искусства. Но работает ли киноархив? Единственный, кто мог бы ответить на этот вопрос, был скучающий продавец с зелеными волосами – с виду подросток – за прилавком сувенирного магазина. Бруно решительно шагнул к нему, даже не думая о том, какое впечатление может произвести его маска. За ним по пятам следовала Мэдхен, точно Алиса за шахматной королевой.

– Что с киноархивом?