Помню

В глаза бросилась чистота улиц, красивые газоны цветов, кустарники и деревья ярко вырисовывали границы тротуаров и проезжей части, выложенной булыжником. Мы зашли в магазин одежды. Нас принял, вежливо улыбаясь, продавец.

– Битте шон. Гутен таг.

Витя подал мне идею продать фотоаппарат и стал искать походящие слова. Получится или нет, но я решил выразить свою мысль и сказал:

– Их вил фаркойфен фото.

Конечно, продавец понял и спросил:

– Вас ист ди прайс?

Я твёрдо ответил, что, мол, девятьсот марок. Продавец попросил посмотреть ФЭД, и я, раскрыв футляр, показал его ему. Продавец попросил зайти через час, и мы удалились. Мы продолжили прогулку, медленно двигаясь и рассматривая всё, что попадало нам на глаза. На обратном пути мы вновь зашли в магазин, но на сей раз продавец был не один: нас ждал покупатель. Он осмотрел ФЭДы и, не торгуясь, отсчитал тысячу восемьсот марок. Эта сумма составляла две мои месячные зарплаты.

Я был счастлив.

Мы встретились с шефом, и после короткого собеседования он повёз нас в ресторан, где, по его словам, можно было хорошо покушать. Машина ехала через город, и временами можно было видеть сожжённые корпуса домов, до которых не дотянулась ещё рука человека. Майор что-то писал в блокноте и не обращал на нас внимания. Проехав вокруг площади, мы подъехали к гостинице.

Швейцар вежливо указал нам дорогу к гардеробу, где мы оставили наши головные уборы. Администратор проводил нас к столу у окна. Конечно же, нас обслужили, конечно же, мы покушали, и, конечно, я рассмеялся, вспомнив советский сервис, советских официантов, работников советской торговли.

Сытые и довольные, мы покинули ресторан и шли навстречу нашей машине. Это была первая наша вылазка в город, первое посещение ресторана, первая пьянка. Поблагодарив майора, мы распрощались и, пройдя контрольный пункт, направились в гостиницу. Я изрядно выпил, поэтому мне очень хотелось лечь в кровать. И, как только я лёг, тут же уснул.

Следующий день по работе не имел никаких изменений, но это по работе, а вот в моей жизни это был памятный день. В этот день я позволил себе купить аккордионированный баян на сто двадцать басов. Но и это не всё. При покупке продавщица подошла к стеллажу и, установив лестницу, стала подниматься, чтобы снять баян. И я стал свидетелем вида красивых, стройных ног, обнажённых до трусиков. На минуту я забыл о баяне. Продавщица попросила помощи, и я поспешил помочь ей. Оказавшись около неё, я совсем обалдел. Я подхватил баян из её рук, но продолжал смотреть на ножки, медленно спускавшиеся по ступеням лестницы. Я открыл футляр, вынул баян и надел ремень на правое плечо. Попробовав аккорды и регистры, придававшие баяну разное звучание, я положил баян в футляр и заплатил за него.

Я всё искал повод заговорить с продавщицей и заговорил, но ответ её был коварным, жёстким, колючим и злым.

– Вы напрасно тратите время, товарищ лейтенант, – сказала она мне. – У меня жуткий характер, и я могу наговорить вам кучу неприятного.

Именно этими словами я и воспользовался и спросил её имя.

– А если не скажете, – предупредил я, – придётся обратиться к директору.

На лице продавщицы то появлялась, то исчезала улыбка. Она очень хотела показать свой крепкий характер, но у неё это не получалось.

– Что ж, хозяин – барин. Хочет – продаст, а захочет – завернёт, – сказал я на прощание и удалился.

Через несколько дней нас вызвал подполковник и предупредил о прибытии первого десятка солдат, которых следует разместить в казарме и устроить на довольствие. Прикомандированные к нам три сержанта срочной службы участвовали в повседневной жизни прибывающих солдат. Мы осуществляли общее руководство.

Я повторно посетил военторг и опять имел беседу с продавщицей, но на сей раз, кроме покупки кожаного пальто, услышал имя собеседницы: Алла. Мы познакомились и даже начали встречаться. Алла рассказала мне о её неудачном замужестве, состряпанном её родителями во время отпуска её бывшего мужа, офицера оккупационных войск в Германии. Она быстро вышла замуж, но спустя полтора года супруг её оставил и, вернувшись для продолжения службы в Союзе, оформил развод. К счастью, детей у них не было. Алла рассказала мне о том, что происходило у них в семье, и мне почему-то стало жалко её.

Встречались мы довольно часто и всегда находили о чём говорить. Алла была очень приятным собеседником, но не более того. В откровенной беседе она однажды сказала, что наши текущие отношения не смогут перерасти в нечто большее. И если я, мол, преследую цель сексуального сближения, то это напрасно, ибо второй травмы она не перенесёт, не желает этого. Что ж, меня такой откровенный разговор вполне устраивал. Всё встало на свои места. Мы частенько встречались по вечерам, но встречи эти носили явно товарищеский характер.