В купе действительно сидел человек. Я поздоровался с ним и представил ему себя и Сашу. Он тоже представился как старший лейтенант Ковач, но имя не назвал. Желая показать нам своё превосходство, он задавал анкетные вопросы, которые раздражали меня, но я старался не подавать вида. Обращался к нам он на «вы», официально, явно получая от этого удовольствие. Когда анкетные вопросы закончились, я спросил у моего сотрудника, как же всё-таки его величают родители. Он сообразил, глядя на меня, и назвался Олегом. Мы познакомились и на сей раз пожали друг другу руки.
Олег рассказал нам, как попал в Брест. Это была довольно интересная история о молодом курсанте Московского училища, познакомившемся со студенткой Московского университета. Они полюбили друг друга и решили не расставаться. После окончания университета она получила направление в Брест как преподаватель. Он же был направлен в Черкассы, где находился уже три года. Его прошения о переводе не увенчались успехом. В отпуске они расписались в надежде на то, что это поможет им быть вместе.
Выслушав Олега, я призадумался, пообещал всё выяснить и помочь ему в переводе, но только после нашего возвращения из Германии.
Толчок, ещё толчок, и наши вагоны, увлекаемые «кукушкой», тронулись с места. Нас переводили в другое место. «Куку, ку-ку» – раздавались гудки паровоза-формировщика, и в ответ этим гудкам были слышны свистки сцепщика.
Саша предложил в честь нашей встречи и нашего знакомства пойти в ресторан.
Выпили, покушали и вернулись в своё купе. Мы долго беседовали, рассказывая о прожитых годах, о службе, о дружбе и о том, конечно, о чём каждый из нас мечтал. В разговоре я задал вопрос Олегу, желая выяснить, откуда он родом и где его родители. Он положил свою руку на мою и тихо, с тоской в голосе сказал, что родители его погибли в авиакатастрофе. В возрасте четырёх с половиной лет он попал в детдом, где его вырастили и затем определили в Суворовское училище в Москве. Таковой была его скромная биография. Он не помнил ни мать, ни отца, и даже фотографии родителей у него не было.
Утро. Я проснулся первым, вышел в коридор. Прислонившись к окну, я наблюдал за пробегающими мимо польскими лесами, полями, деревнями и сёлами, ничем не отличающимися от украинских. Лил дождь, и я шёпотом стал читать строки, запомнившиеся мне со школы:
Я привёл себя в порядок и решил зайти к Саше в соседний вагон. Он был в полном боевом облачении, и оставалось только решить, как мы проведём время до нашего расставания в Варшаве, а пока что Саша перенёс свои вещички к нам.
Олег уже не спал, и мы решили мы заказать завтрак в купе. В компании с нами была и Люда.
Выпили, произнеся несколько тостов за дружбу. Саша попросил у Олега его адрес и адрес Люды и записал их в свой блокнот. Это были последние часы радости нашей встречи. Но это были и часы печали, ибо никто не мог предсказать, когда мне представится случай вновь встретиться с Сашей Бабенко. Он посмотрел на меня и, вероятно, понял мои мысли. Мы поднялись, подошли друг к другу, обнялись и поцеловались.
Оставалось совсем немного времени до прибытия. Тут и там виднелись постройки и разрушенные здания, напоминающие о том, что здесь прошлась война. Частые гудки паровоза говорили о приближении к пункту прибытия. Всё медленнее и медленнее наш поезд приближался к вокзалу столицы Польши и наконец остановился, скрипя тормозами.
Мы присели на минуту, помолчали и проводили Сашу до выхода из вагона. Выходить на перрон нам не разрешали. Я видел, как к Саше подошли старшина и солдат, видел, как они представились и взяли его чемоданы, последний раз видел Сашу с поднятой рукой: так он прощался со мной. Судьба распорядилась так, что больше мы с ним не встречались, но добрая память о нём навсегда осталась во мне, и я всегда буду помнить милого и добродушного Сашу, с которым довелось мне пробыть рука об руку долгих три с половиной года, проведённых в училище.
Нам предстояло проехать Польшу и заехать в Германию. Что ж, хватило нас доехать до Варшавы, хватит и дальше.
Вспомнились мне слова песни о Варшаве: