Читаем Помню полностью

В купе действительно сидел человек. Я поздоровался с ним и представил ему себя и Сашу. Он тоже представился как старший лейтенант Ковач, но имя не назвал. Желая показать нам своё превосходство, он задавал анкетные вопросы, которые раздражали меня, но я старался не подавать вида. Обращался к нам он на «вы», официально, явно получая от этого удовольствие. Когда анкетные вопросы закончились, я спросил у моего сотрудника, как же всё-таки его величают родители. Он сообразил, глядя на меня, и назвался Олегом. Мы познакомились и на сей раз пожали друг другу руки.

Олег рассказал нам, как попал в Брест. Это была довольно интересная история о молодом курсанте Московского училища, познакомившемся со студенткой Московского университета. Они полюбили друг друга и решили не расставаться. После окончания университета она получила направление в Брест как преподаватель. Он же был направлен в Черкассы, где находился уже три года. Его прошения о переводе не увенчались успехом. В отпуске они расписались в надежде на то, что это поможет им быть вместе.

Выслушав Олега, я призадумался, пообещал всё выяснить и помочь ему в переводе, но только после нашего возвращения из Германии.

Толчок, ещё толчок, и наши вагоны, увлекаемые «кукушкой», тронулись с места. Нас переводили в другое место. «Куку, ку-ку» – раздавались гудки паровоза-формировщика, и в ответ этим гудкам были слышны свистки сцепщика.

Саша предложил в честь нашей встречи и нашего знакомства пойти в ресторан.

Выпили, покушали и вернулись в своё купе. Мы долго беседовали, рассказывая о прожитых годах, о службе, о дружбе и о том, конечно, о чём каждый из нас мечтал. В разговоре я задал вопрос Олегу, желая выяснить, откуда он родом и где его родители. Он положил свою руку на мою и тихо, с тоской в голосе сказал, что родители его погибли в авиакатастрофе. В возрасте четырёх с половиной лет он попал в детдом, где его вырастили и затем определили в Суворовское училище в Москве. Таковой была его скромная биография. Он не помнил ни мать, ни отца, и даже фотографии родителей у него не было.

Утро. Я проснулся первым, вышел в коридор. Прислонившись к окну, я наблюдал за пробегающими мимо польскими лесами, полями, деревнями и сёлами, ничем не отличающимися от украинских. Лил дождь, и я шёпотом стал читать строки, запомнившиеся мне со школы:

Люблю грозу в начале мая,Когда весенний, первый гром,Как бы резвяся и играя,Грохочет в небе голубом.

Я привёл себя в порядок и решил зайти к Саше в соседний вагон. Он был в полном боевом облачении, и оставалось только решить, как мы проведём время до нашего расставания в Варшаве, а пока что Саша перенёс свои вещички к нам.

Олег уже не спал, и мы решили мы заказать завтрак в купе. В компании с нами была и Люда.

Выпили, произнеся несколько тостов за дружбу. Саша попросил у Олега его адрес и адрес Люды и записал их в свой блокнот. Это были последние часы радости нашей встречи. Но это были и часы печали, ибо никто не мог предсказать, когда мне представится случай вновь встретиться с Сашей Бабенко. Он посмотрел на меня и, вероятно, понял мои мысли. Мы поднялись, подошли друг к другу, обнялись и поцеловались.

Оставалось совсем немного времени до прибытия. Тут и там виднелись постройки и разрушенные здания, напоминающие о том, что здесь прошлась война. Частые гудки паровоза говорили о приближении к пункту прибытия. Всё медленнее и медленнее наш поезд приближался к вокзалу столицы Польши и наконец остановился, скрипя тормозами.

Мы присели на минуту, помолчали и проводили Сашу до выхода из вагона. Выходить на перрон нам не разрешали. Я видел, как к Саше подошли старшина и солдат, видел, как они представились и взяли его чемоданы, последний раз видел Сашу с поднятой рукой: так он прощался со мной. Судьба распорядилась так, что больше мы с ним не встречались, но добрая память о нём навсегда осталась во мне, и я всегда буду помнить милого и добродушного Сашу, с которым довелось мне пробыть рука об руку долгих три с половиной года, проведённых в училище.

Нам предстояло проехать Польшу и заехать в Германию. Что ж, хватило нас доехать до Варшавы, хватит и дальше.

Направо – мост, налево – мост,И Висла перед нами.И тут дома, и там дома,Одетые лесами.

Вспомнились мне слова песни о Варшаве:

Утром в переполненном трамваеОтправляюсь на завод.Вижу, как Варшава молодаяПод весенним солнцем встаёт.
Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии