Помню

Учились все хорошо, но способности у каждого были разные. Меня очень влекло к пению, и я поступил в самодеятельность, которой руководил Арон Моисеевич. Прослушав меня и ещё нескольких курсантов, он предложил создать квартет. Мы стали отрабатывать несколько песен: «Москва», «Третий лишний» («Ходят двое над рекою, за ними вслед с букетом пышным – третий лишний…»), «Кузнецы». Последняя была не та, о которой вы подумали, нет. Песня рассказывала о кузнецах, кующих подковы, и мы так искусно воспроизводили звуки молотков, что, не видя нас, можно было слышать чистые металлические звоны. Все эти песни были представлены на смотр художественной самодеятельности Прикарпатского округа в городе Львове, и мы получили призы и благодарности.

Итак, свободное от занятий время я проводил в самодеятельности, от которой получал уйму удовольствия. В организованном ансамбле песни и пляски активное участие принимали жёны офицеров. Ансамбль взрослел, развивался и набирал силу. Кроме проведения концертов для курсантов, мы стали выходить на арену города.

Благодаря ансамблю я завязал роман с женой одного из преподавателей. Славная женщина, мать двоих детей, поначалу угощала меня пряностями, конфетами, а в один из вечеров, после репетиции, заманила меня в парадное одного из офицерских домов и в подвальном помещении изнасиловала на диване. Правда, я не сопротивлялся и даже не кричал. Удовлетворившись, я и она разбежались. Наши встречи стали довольно частыми и проходили в одном и том же месте. Я подумал, что наверняка я здесь не первый и что диван поставлен в подвале с определённой целью. Меня беспокоила её навязчивость. Я пытался уговорить её. Но разве можно уговорить потерявшую голову женщину? Я убегал от неё, а она настигала меня. Я стал пропускать репетиции. Но и это не помогало. Она поджидала меня у каждого угла. Её навязчивость меня насторожила, и я решил поговорить с ней. Разговор состоялся, но уговорить её мне не удалось.

– Ну хоть редко, но давай встречаться! – просила она.

Однажды я увидел её в кинозале в сопровождении мужа. На левой руке его была повязка дежурного по училищу. Он проводил жену на место и ушёл. Она же, не стесняясь, тут же перешла ко мне. Я возмутился, хотел выйти, но увидел перед собой майора. Он позвал жену, и они удалились. Длительное время моя любовница не появлялась на репетициях. Майор, очевидно, хорошо знал свою жену. Успокоился и я.

Командир взвода как-то пригласил меня к себе домой. В разговоре предложил мне взять курс на окончание училища с отличием и прямо сказал, что по моим показателям в учёбе я являюсь претендентом. Было приятно слышать похвалы. Он пытался уговорить меня всей нашей четвёрткой стать претендентами на отличников. Предложение было заманчивым. Во-первых, это почётно, во-вторых, приличное денежное вознаграждение и выбор места работы. Затем мы долго беседовали о моей службе. Я рассказал ему о всех прелестях солдатской службы в пригороде Магнитогорска. Ему служить солдатом не пришлось, так как он поступил прямо в училище.

Собрал я своих ребят и передал им содержание беседы с командиром. Виктор, Николай согласились со мной сразу, а Саша возразил.

– Не потяну я, – сказал он, – но буду стараться.

Гуманитарные науки я не любил. Не любил и историю КПСС, но без них не смог бы завершить задуманное, и пришлось учить. Сопромат, математика и такие дисциплины, как «устройство электрооборудования», «эксплуатация и ремонт автомобилей», «дорожные перевозки», «материальная часть» были моими любимыми предметами. Очень любил я также «военное искусство» и «армейские уставы».

Один из шефских концертов в городе закончился для меня знакомством с девушкой Лялей. Блондинка, как кукла, с очень тонкими чертами лица. Она представилась секретарём комсомола. Мы договорились встретиться у ворот училища на следующий день. Если не пустят в увольнение, подумал я, смогу пригласить её в клуб на просмотр фильма.

Мы встретились, и я пригласил Лялю пройти в клуб, но она отказалась, и мы решили прогуляться по территории и просто побеседовать. В откровенной беседе я спросил Лялю, какой, по её мнению, я национальности. И она ответила, что еврей.

– Я сразу определила, но меня это абсолютно не трогает, ибо важно, чтобы человек имел лицо, а не национальность.

Воспитание моё со стороны отца было интернациональным, но со стороны матери, а скорее её родителей, буквально соблюдающих заповеди Торы, оно было в корне противоположным. Эти родственники всегда и постоянно внушали мне, что я – еврей, а потому жениться должен на еврейке. Признаюсь, что бабушка и дедушка влияли на меня очень эффективно, и я всегда помнил их заветы. С одной стороны, природой меня тянуло к Ляле, и было за что, а с другой стороны, я себя останавливал. Мы продолжали встречаться, и я решил поговорить с Лялей и выяснить наши отношения. Я боялся обидеть её и откровенно сказал, что больше, чем друзьями, мы быть не сможем. Мы распрощались, но я чувствовал, как она восприняла мой разговор. Я причинил ей душевную боль.