Помню, как Лёня Ступницкий организовал волейбольную команду, а позднее – команду по игре в ручной мяч. Помню и сохранил фотографии, сделанные Лёней. Помню Бабича с надутой шеей – организатора баскетбольных игр. Помню, как я проводил соревнования по классической борьбе. Помню Зозулю – организатора художественной самодеятельности.
Помню Сиркиса на разгрузках вагонов. Он запросто взваливал на себя мешок с мукой. Помню Балина с громадной кружкой для чаепития. Помню, как ползали по-пластунски по каменистому грунту Урала, и делали мы это только потому, что какой-то солдат не сознался в совершённом мизерном преступлении.
Помню как привезли тело замёрзшего солдата, заблудившегося в снегах по дороге в полк. Перед всем полком положили его и не забыли заметить, что случилось это из-за пьянки. Таковой была последняя честь, отданная солдату. А вот истинная причина его пьянки начальству была неинтересна.
Помню сборы резервистов. Призвали их на два месяца – познать американскую зенитную технику. Это были люди, прошедшие войну, люди в возрасте, познавшие ужасы войны. И случилось так, что заполненная нами и резервистами столовая превратилась в бушующий улей разгневанных пчёл. Причиной явилась вонючая сельдь, поданная на столы. Сельдь бросали в потолок, рыбой были заброшены столы и пол. Прибежали командиры. Их встретили гневом. Ожидался бунт, не обещающий ничего хорошего. Мы, правда, были довольны, даже содействовали. Недовольство охватило и другой, расположенный рядом полк, там начался бунт. Посыпались рапорты высшему начальству. Кушать отказались. Из Свердловска прилетели несколько человек, и, следует сказать, пришёл конец овсяным кашам, от которых солдаты начали ржать, кончилась кислая капуста, исчезла вонючая сельдь. Началась новая эра в доставке продовольствия, по-новому стали составлять меню. Несколько офицеров-хозяйственников были разжалованы и уволены, среди них был и замкомандира полка – подполковник Волков.
С ним мне лично пришлось столкнуться 7 ноября, в праздник Великой Октябрьской революции. Я нёс сторожевую службу по охране продовольственных складов и склада обмундирования. Погода ужасная: собачий холод, снег. Одетый в тулуп и валенки, я стоял у одного из складов ночью. Вдруг слышу: кто-то идёт.
– Стой! – окрикнул я. – Кто идёт?
Никто не отозвался. Опять повторил, и в ответ я услышал хриплый, пьяный голос заместителя командира полка по снабжению.
– Я, я… Что, не видишь?
– Ложись! – скомандовал я ему громко и внятно. – Ложись, стрелять буду!
Он продолжал идти, но выстрел остановил его. От испуга он лёг на покрытую снегом землю. Я подошёл поближе и, конечно, узнал его величество кормильца и благодетеля нашего. Он пролежал на мёрзлой земле-матушке, пока не прибежал с солдатами разводящий, услышавший выстрел.
– Стой! Кто идёт? – окрикнул я приближавшихся и услышал в ответ пароль.
Подняли его, пьяного в дрезину и ругавшегося матом на чём свет стоит. Ушёл разводящий. Стало тихо. Скороталось моё дежурство. Я смеялся и был доволен собой. Был доволен тем, что смог уложить на землю эту сволочь и заставить её лежать минут десять до спасения. Не пришли бы разводящий с солдатами, превратился бы подполковник в замороженный труп, похожий на тот, что лежал перед строем, и вновь пришлось бы командиру полка читать мораль о вреде алкоголя, но на сей раз – перед большим начальством.
Сменившись, пришёл я в караульное помещение, где меня встретили как героя. Смех не прекращался. На следующий день о случившемся узнал весь полк, и это стало легендой. И разве можно такое забыть? Нет, нельзя. Это нужно помнить для того, чтобы сравнить, помнить для того, чтобы этого больше не повторилось. Плохие люди не рождаются, плохими они становятся в процессе своего воспитания, в зависимости от той среды, где они живут. Я себя не хвалю сегодня за проделанное, но я себя и не ругаю, ибо вкусил всего, стал различать добро от зла, плохое от хорошего, и наоборот. Я стал разбираться в жизни.
Глава 6
Опять поездка. Молотов, училище, которое только начало своё существование под названием войсковой части. Поступил к учёбе. Со всей серьёзностью относился к занятиям и, конечно, достиг успехов. Поступил в это училище и Рома Гимпель. Он закончил восемь классов и продолжить учёбу далее не хотел, но перед призывом в армию я вместо директора подписал и заверил самодельной печатью его аттестат зрелости, и он пользовался им в нужных ситуациях. Помню, как повстречался в лагерях с Мариком Фридляндом. Он был призван как резервист, и, разумеется, я сделал всё возможное, чтобы облегчить его службу. Долго этому училищу не суждено было прожить, и его расформировали.
Я попал в город Черновцы, где только что было организовано ещё одно училище. В отличие от других, я был уже тёртым солдатом. Как обычно, организовал я группу из четырёх курсантов: я, Виктор Колесса, Николай Невмержицкий и Саша Бабенко. Ребята прислушивались ко мне, а я старался быть для них хорошим примером. Мы были очень дружны и всегда держались вместе.