Помни меня

Я закрываю блокнот в потрясенной тишине, и по моей щеке катится слеза. Один хлопок, два хлопка, к ним присоединяются другие – и вот уже гром аплодисментов, и все встают.

Мои друзья поднимаются на сцену и обнимают меня. Они тоже в слезах. Из-за их голов я вижу, как Лукас Маккарти мчится к двери, ведущей на лестницу, распахивает ее и, не оглядываясь на меня, исчезает. Мне все равно.

Я ощущаю слабое головокружение и невесть откуда взявшуюся легкость. Больше не нужно тащить на себе эту тяжесть. Я произнесла эти слова вслух. Я использовала свои слова – и сняла проклятие.

42

Единственный минус при обсуждении истории с Ричардом Харди заключается в том, что мои друзья, особенно Джо, задеты, ведь я никогда им это не рассказывала. Я пыталась успокоить их, утверждая, что если бы дружила с Опрой Уинфри, то все равно ни словом бы не обмолвилась. «Но почему теперь?» – спросили они.

И я объяснила: тема конкурса на лучший рассказ была словно вызовом вселенной. Робин, его план использовать мой дневник. Ричард Харди, у которого маленькая дочка (не сомневаюсь, ему бы не хотелось, чтобы с ней обошлись подобным образом). Он объявился, целый и невредимый, и ему дано такое счастье. И Лукас Маккарти, который отверг меня во второй раз. Я больше не могла хранить секрет: цена была слишком высока, чтобы продолжать платить. И я резко оборвала все это.

Хотя друзья в ужасе от моего мучительного испытания, Клем очень заинтересовалась кровавой драмой и интригой. «О боже, этот обалденный парень в баре – твой бывший бойфренд? О БОЖЕ!» – восклицала она до тех пор, пока Рэв не бросил на нее взгляд, который мог бы превратить ее в камень.

Эстер, у которой макияж растекся по щекам, подошла и повисла на мне, как коала.

– Почему ты мне не сказала? – повторяла она. Бедный Марк маячил на заднем плане, потупив взгляд и скрестив руки на груди, как добрый викарий со своими прихожанами.

– Честное слово, я никому не говорила. Даже себе. Мне нужно было сначала рассказать себе, а это только что произошло. В мои планы не входило, чтобы ты узнала вот так.

– О, не будь дурочкой. – Эстер замолчала и снова вытерла глаза. – Мы подшучиваем над тобой и критикуем, Джордж, но все мы самого высокого мнения о тебе. И мы очень хотим, чтобы у тебя все было прекрасно. Прости, если это было неясно.

– Я знаю, – отвечаю я.

Я не победила в конкурсе. Победа досталась мужчине по имени Том с волосами, забранными в лошадиный хвост. Он рассказал историю о том, как его вырвало яблочным пирогом на уроке географии, проходившем в форме загородной экскурсии.

Но я все равно победила. Впервые я не боялась будущего и хотела использовать его возможности. Меня спасли слова. Мои слова.

На следующий день, в десять часов вечера, позвонили в звонок парадного входа. Иногда звонят дети, пробегающие мимо, так что я не пойду, если не позвонят дважды.

Несколько минут спустя снова звонят.

Либо Карен заказала пиццу, либо явился какой-то гость, который никогда прежде не бывал в этом доме и не знает, что нужно стучать с черного хода, в дверь кухни. Карен спит, сверху доносится ее храп. Надеюсь, это маргарита с корочкой в двенадцать дюймов и дополнительными халапеньо. Рискованно будить Карен, чтобы узнать, не ее ли это заказ. А если не разбужу, она начнет метать громы и молнии. Мне в самом деле хочется съесть эту пиццу.

Осторожно выглянув из-за занавески, я вижу высокого темноволосого мужчину; руки засунуты в карманы пальто, подбородок опущен на грудь. У меня захватывает дух, сердце бешено колотится.

Сделав глубокий вдох, я открываю дверь.

– Привет.

– Привет, – отвечаю я.

– Прости, что ворвался без предупреждения. Я не знал, как сформулировать это по телефону. Можно войти? – спрашивает Лукас.

Я отступаю, впуская его.

– Давай побеседуем на кухне, – предлагаю я, притворяясь спокойной. – Там можно закрыть дверь.

Кивнув, Лукас следует за мной. Я со щелчком захлопываю дверь. Мы устраиваемся за обеденным столом, напротив друг друга.

– Я слышал твое выступление в пабе.

– Я знаю. Видела тебя. Ты сразу ушел.

– Я… – Он не в состоянии говорить, и это поражает меня. Я пристально смотрю на него, и тянутся минуты. Он смаргивает слезы и откашливается.

– Мне пришлось уйти, так как нужно было подумать, и я не хотел говорить при других. Надеюсь, ты не сочла это хамством.

– Вообще-то, я не была уверена. На самом деле я была погружена в себя.

Лукас кивает:

– Пожалуйста, поверь, я понятия не имел, что с тобой тогда случилось, Джорджина. Ни малейшего намека. Знаю, это само по себе плохо.

– Я знаю, что ты был не в курсе, – говорю я. – Мне следовало рассказать тебе, а я не рассказала. Я никому не сказала.

– А я не спрашивал, – говорит Лукас.

Я зашла слишком далеко, чтобы вести непринужденную беседу, избегая правды.

– Да, ты не спрашивал.

Лукас качает головой, и мы снова умолкаем. Но мы не ощущаем неловкости, сидя в тишине. Просто нужно, чтобы все улеглось.