Полтава

Но бежать не удалось и вечером. Из-за купания в холодной воде заболел Степан. Утром следующего дня на шведские полки, ставшие с обеих сторон от казацкого лагеря, налетели царские драгуны. Казаки, которые оказались поближе к месту стычки, к ним присоединились. Но Денис был далеко. А уж после такого случая шведы плотно окружили казацкий лагерь. За самим Мазепой ходили высокие драгуны в огромных, с раструбами, сапогах и в белых рукавицах, положенных на рукоятки длинных шпаг. Есаулы твердили, что в королевском лагере готовятся к торжественному приёму.

Мазепа между тем что-то придумал. Едва начал заниматься осенний рассвет, как в хату-пустку, куда на ночь набивалось много людей, ворвались сердюки.

   — Выходи!

Сонных людей поднимали с соломы кулаки и нагайки.

   — Что случилось? — оскалился Денис.

   — Не твоё дело! — свистнула рядом нагайка. — Все выходите!

Лица сердюков укрыты рубцами да ссадинами. Не воины — разбойники из тёмного леса. Да не успели, кажется, эти уйти за порог, как черти принесли других.

   — Бегом! Бегом! И чтобы кони играли!

У Степана не было сил подняться. Есаулы же вдруг пустили хлопцу кровь изо рта и носа! Особенно старался громадина с выбитым зубом.

   — Ишь, развалился! Как пан в Варшаве...

   — Болен он! — бросился на выручку товарищу Денис.

Хотели толкнуть и Дениса, да он сам отбросил кулаком есаула с выбитым зубом и подбежал к Степану. Но тут уж сверху навалилось двое, ударили по голове. Пришёл Денис в сознание — Степан на ногах.

   — Вставай! — закричал Денису новый сердюк. — Гетман приказал, чтобы и мёртвые сидели в сёдлах! Га-га-га!

Когда всех построили, стало понятно, почему надрывались сердюки: от войска остались небольшие кучки вооружённых людей. На конях хмуро сидели те, кто верой и правдой стремился заслужить гетманскую ласку, кто верит ясновельможному, да ещё пьяное сердюцтво — вчерашние воры, волоцюги, конокрады.

   — Зачем нас?

Никто не знал. За деревьями рядами синеют шведы. Бьют барабаны, сверкают пушки — где уж тут думать о побеге...

Однако Денис подмигнул Степану — тот улыбнулся бескровными, увядшими губами. Денис плотно прижал Серка к коню товарища, опасаясь, что Степан свалится на землю.

В сопровождении старшин показался Мазепа. Вертит головою, будто считает воинов, поднимается на стременах, расспрашивает старшин. Денис заметил, что смертельная бледность, которая появилась у старого ещё на гречишном поле, так и не сходит с его лица.

«Привёл войско! — уже насмешливо подумал Денис. — За такой подарок король похвалит! Ещё и эти разбегутся!»

Когда гетман на холме поднял булаву и все притихли, помолодевший, счастливый писарь Орлик заорал весёлым голосом:

   — Товариство! Казаки! Примем присягу! Вступаем в союз с королём Карлом Двенадцатым!

Он говорил и говорил, сияя лицом, но многие казаки в неуверенности опускали головы, слушая его речь...

13

Гадяч ограбили и оставили. Что делать в пустом городе? Деньги истрачены. Панское добро — тоже. А с бедного люда что возьмёшь? С высоких валов постреливают защитники, приберегая ядра и порох. Но те валы не закрыть осадой. Гультяй способен лишь на скорый импет. Коли так, то осаждённые будут делать ночные вылазки и смогут обороняться хоть до второго пришествия Христа. Взбаламученный люд растёкся по сёлам да хуторам, как растекается водою осенний снег. Отомстил он панам. Кого поймали — те покачались в петлях. Уцелевшие — дрожат.

Батька Голого подбивали занять Яценков дом, но он облюбовал хутор полковника Трощинского. Сам полковник с Гадячским полком ещё в августе послан на помощь Сенявскому: нападения не будет. Пока где-то там соберутся сердюки... На хуторе большой дом под уже зелёной соломенной крышей, тёмные возовни, пропахшие навозом, конюшни, жёлтые скирды не обмолоченного ещё хлеба, работящая мельница на реке. Экономы ключей не прячут. А вокруг, как и в других панских поместьях в гетманщине, высокий вал — можно держаться против сердюков. Гультяев полно и здесь, и на ближних хуторах, в сёлах, просто в оставленных человеческих жилищах. Теперь в эти места отовсюду стекались смелые ватаги.

Замковая залога в Гадяче усидела недолго. В оставленные укрепления вступил небольшой отряд царских солдат, присланных от киевского воеводы Голицына. Они вели себя тихо. Да и как задеть взбаламученное море? Гультяи тоже не трогали солдат, хотя бывший сотник Онисько с пеной у рта призывал уничтожать каждый царский гарнизон. Нужно, мол, раз и навсегда изгнать москалей. На Ониськову речь батько вяло двигал заросшими щеками. Это знак смеха. Изгонишь москалей, многозначительно предостерегали старики, а где оборона от татарина да ляха, коль у гетмана нету сил? Снова враг станет издеваться над нашей верой? То-то же... Не поганьте дружбу с Москвой. С ней у нас одна вера!

Гультяи молотили хлеб, перевевали зерно. Кузнецы ковали железо — получалось оружие. Казалось, батько Голый собирается в поход...