Конечно, лучше бы полдюжины вдов укладывали монеты, а сам Удинаас занимался бы огнем. Последний раз он проделывал все в одиночестве, когда готовил тело отца Урут, убитого в бою.
Приладив ручку к котелку, Удинаас снял его с очага и бережно понес к трупу. Толстый слой воска спереди и по бокам трупа. Дать воску остыть – в меру, иначе потрескается, когда тело будут переворачивать, – и снова золотые монеты.
Удинаас помедлил, стоя над мертвым тисте эдур, и вздохнул.
– Ах, Рулад, вот сейчас бы тебе перед женщинами щеголять, правда?
– Траурная церемония началась.
Трулл вздрогнул и, обернувшись, увидел рядом Фира.
– И что решили?
– Ничего. – Брат отвернулся, подошел к очагу и поморщился, глядя на низкое пламя. – Колдун-король объявил наш поход неудачей. Хуже того, он считает, что мы его предали. Он не высказывает подозрений, но я вижу.
Трулл помолчал, потом пробормотал:
– Интересно, когда началось предательство. И с кого.
– Ты сомневался в «даре» с самого начала.
– А теперь сомневаюсь еще больше. Меч, который не хочет отпускать мертвого воина… Что это за оружие, Фир? Ярость какого чародейства сокрыта в нем? – Трулл повернулся к брату. – Ты рассмотрел клинок? Выкован искусно, но в стали заключены… осколки. Какого-то металла, не поддающегося ковке. Любой ученик кузнеца скажет, что такой меч разлетится при первом ударе.
– Понятно, что его хранит вплетенное чародейство, – ответил Фир.
Трулл вздохнул.
– Значит, тело Рулада готовят.
– Да, началось. Колдун-король позвал наших родителей в свой большой дом. Остальным входить запрещено. Будут… переговоры.
– Отрезать пальцы младшего сына – в обмен на что?
– Не знаю. Решение, разумеется, объявят публично. Пока мы сами по себе.
– А где Бинадас?
Фир пожал плечами.
– Забрали врачевательницы, мы увидим его только через несколько дней. Магов трудно лечить. Арапами, которые обследовали Бинадаса, говорят, что у него в бедре больше двадцати осколков кости. Все нужно поставить на место. Сшить мышцы и сухожилия, срастить жилы и слить порченую кровь.
Трулл подошел к скамье у стены и сел, опустив голову на ладони. Их поход казался бы нереальным, если бы не порезы на коже и доспехах и не ужасное доказательство – завернутый труп, который сейчас готовят к погребению.
Дшеки – одиночники-оборотни. Непостижимо. Волки…
Дар одиночников принадлежит отцу Тени и его родичам. Принадлежит небесным созданиям небывалой силы. То, что примитивные, необразованные варвары могут обладать даром необыкновенной, священной силы – бессмыслица.
– Нас ждет тяжкое испытание, брат.
Трулл заморгал, глядя на Фира.
– Ты тоже чувствуешь? Что-то приближается…
– Странное, незнакомое чувство. Неведение. Беспомощность.
Фир потер лицо, словно стараясь разбудить нужные слова в мышцах, крови и костях. Словно все, что таилось внутри, безуспешно пыталось найти голос, который услышат другие.
Волна сочувствия накрыла Трулла, и он отвел глаза, чтобы не видеть мучений брата.
– У меня то же самое, – сказал он не совсем искренне. С беспомощностью он был знаком; это чувство сопровождало его давно. Трулл не обладал врожденными талантами Фира – ни силой, ни свободой. Обладал он только острой наблюдательностью – обремененной чересчур живым воображением. – Нам нужно поспать. Нельзя быть слабыми в такие моменты. Без нас ничего не объявят.
– Верно, брат. – Фир помедлил и положил руку Труллу на плечо. – Хотелось бы, чтобы ты всегда был со мной рядом – хотя бы только для того, чтобы не дать мне споткнуться. – Убрав руку, Фир повернулся и пошел в спальные палаты в дальнем конце дома.
Трулл проводил брата взглядом, потрясенный невероятным признанием.
Терадас рассказал ему, как через ветер и снег доносились до них звуки битвы. Были слышны дикие крики боли, отчаянный волчий вой. Они слышали, как Трулл уводит дшеков. До тех пор, пока расстояние не поглотило звуки и не оставило их в неведении. Они ждали появления врагов – и не дождались.
Трулл уже позабыл большинство этих стычек, они слились в один хаотичный кошмар, отдаленный во времени, укутанный тугим снежным покровом. Скованный и унесенный прочь, словно не связанный со здешним миром.
Трулл отправился на свое спальное место. Его утомили мысли о тех, кому поклонялись эдур, о тех, кто жил десятки тысяч лет, о нескончаемом ужасе всего, что лежало за ними, о бесконечной дороге деяний и сожалений, о костях, ныне пылью укрывающих заржавленные остатки железа. Жизнь не в силах нести тяжелую ношу и мало чего достигает, жизнь движется вперед, оставляя за собой только потревоженную пыль.