Полночный прилив

Проскочить незамеченными они не могли, и Сэрен чувствовала, как пот течет по затылку и по шее, пока она вела торговца к гостевому жилью. Их никто не остановил. Последствия останутся неопределенными, пока не разрешится конфликт, свидетелями которому они стали.

Нереки натянули при одном фургоне навес, чтобы укрыть очаг, который горел у них непрерывно. Они отошли от дымного огня, как только появились Бурук и Сэрен, и стремительно попрятались в своих палатках.

– Все это, – пробормотал Бурук, подходя с вытянутыми руками поближе к огню, – похоже на серьезную размолвку. Колдун-король был потрясен, и мне не понравились разговоры о даре. Меч? Какой-то меч, да? Дар – от кого? Уж точно не от союзника дшеков…

– Точно, – согласилась Сэрен. – Раз уж именно с дшеками они сражались. Там больше ничего нет, Бурук.

Она стала вспоминать сцену за мостом. Брат Фира, не Бинадас, а другой, который призывал к разумности, он… заинтересовал ее. Внешне привлекательный, как и большинство эдур. Но есть что-то еще. Ум… и боль. Сэрен нахмурилась. Вечно ее тянет к мученикам.

– Меч… – Бурук размышлял, уставившись на пламя. – Такой важный, что Ханнан Мосаг готов изуродовать труп окропленного воина.

– Разве не странно? – спросила Сэрен. – Труп вцепился в меч с такой силой, что даже Фир Сэнгар не в состоянии его вытащить?

– Может быть, окоченел?

– Сразу, в момент смерти?

Бурук хмыкнул.

– Если только братьям не потребовалось время, чтобы добраться до него.

– День как минимум или больше. Мы, конечно, не знаем подробностей, но выглядит необычно, правда?

– Правда. – Бурук пожал плечами. – Проклятые похороны. У колдуна-короля будет дурное настроение. Делегация появится совсем не вовремя.

– Да уж, – сказала Сэрен. – Эдур сильно расстроены. Особенно Ханнан Мосаг. Если они не придут к быстрому решению, мы окажемся посреди раздробленного народа.

– Мы? – Бурук горько улыбнулся.

– Летери, Бурук. Я не вхожу в делегацию. Да и ты, строго говоря.

– Да и Халл Беддикт, – добавил Бурук. – Но что-то говорит мне, что мы безнадежно застряли в этой сети, хоть при сиянье дня, хоть в глубине ночи.

Сэрен не возразила.

Сани легко скользили по сырой соломе, и Удинаасу пришлось сапогом притормозить их на каменной платформе. Рабы молча принялись освобождать ремешки, вытягивая их из-под трупа. Потом сняли ткань. Глыбы льда лежали на полотне, плотно облегавшем тело; три раба одновременно заметили, что рот мертвеца открыт, словно в немом бесконечном крике.

Хулад отошел на шаг.

– Спаси нас, Странник, – пробормотал он.

– Обычное дело, Хулад, – сказал Удинаас. – Вы двое можете идти, только сначала затащите тот сундук, который на катках.

– Значит, золотые монеты?

– Думаю, да, – ответил Удинаас. – Рулад умер окропленным воином. И родился в знатной семье. Стало быть, золотые.

– Какие бессмысленные траты, – сказал Хулад.

Второй раб, Ирим, ухмыльнулся.

– Когда эдур будут завоеваны, нам троим стоит основать компанию – грабить могильники. – Они с Хуладом потянули сундук.

Удинаас улыбнулся.

– На эти могильники наложены чары, Ирим. И охраняют их тени-призраки.

– Тогда наймем мага, который снимет заговор. Тени уйдут вслед за проклятыми эдур. Останутся только гниющие кости. Я мечтаю об этом дне.

Удинаас посмотрел на старика.

– А большой у тебя долг, Ирим?

Улыбка погасла.

– Вот именно. Я смогу расплатиться. За внуков, которые еще в Трейте. Расплатиться, Удинаас! Разве сам ты не мечтаешь об этом?

– За некоторые долги нельзя расплатиться золотом, Ирим. Я мечтаю не о богатстве.

– Понятно. – Улыбка Ирима снова расцвела. – Тебе нужно сердце девчонки, которая настолько выше тебя, что ты не надеешься его получить. Бедный Удинаас, мы все качаем головой в печали.

– Подозреваю, не столько в печали, сколько в жалости, – сказал Удинаас, пожимая плечами. – Почти угадал. Можете идти.

– Воняет до сих пор, – сказал Хулад. – Как ты терпишь, Удинаас?

– Доложите Урут, что я начал.

В такое время не стоит оставаться одному, и все же Трулл Сэнгар вдруг оказался в одиночестве. Неожиданно осознав это, он заморгал, пытаясь сориентироваться. Трулл был в большом доме, в котором появился на свет; он стоял перед центральным столбом с выпирающим лезвием меча. Жар очага не согревал. Одежда вымокла насквозь.

Он оставил всех снаружи, погруженных в тихое противостояние. Конфликт колдуна-короля с Томадом и Урут, требующими соблюсти правила погребения окропленного воина, мог пошатнуть авторитет Ханнана Мосага у тисте эдур.

Колдуну-королю следовало настоять. Все можно было решить тихо, чтобы никто не заметил. Разве трудно вытащить меч из руки мертвеца? Если действует чародейство – а это явно так, – тогда Ханнан Мосаг в своей стихии. И у него есть к’риснан. Они могли бы что-нибудь придумать. А если не смогли бы… отрезать его пальцы. В трупе уже не жила душа. Смерть разорвала оковы. Трулл не чувствовал ничего к холодной плоти подо льдом. Это больше не Рулад.