Полночь! Нью-Йорк

– Ключи? – спросил Лео у Гонзо.

Третий ключ на украденной связке подошел. В вестибюле, следуя указаниям Маккены, они дошли до первой двери справа на первом этаже.

Лео молча, с недовольным видом смотрел на висевшую на стене репродукцию «Дозорного», книги по искусству на полках низкого стеллажа, треть из которых была посвящена творчеству Чарторыйского. Каталог последнего аукциона Laurie’s лежал на одноногом стеклянном столике.

На каминной полке, рядом с японским эстампом работы Хиросигэ[137], стоял рисунок Чарторыйского, выглядевший подлинником.

Лео сделал первый вывод: Сьюзен Данбар, как и они, одержима подлинной страстью к американо-польскому художнику, а ведь отец Лоррен выставлял его картины в тот самый момент, когда девушка открывала для себя нью-йоркские художественные круги. Вероятность встречи Сьюзен с Франсуа-Ксавье Демарсаном росла по экспоненте! На всех фотографиях девица очень хороша, а тот, как известно, не пропускал ни одной юбки. Была ли Сьюзен одной из его любовниц? Возможно ли, что присутствие госпожи Данбар в профессиональной жизни Лоррен вовсе не совпадение?

Они обыскали шкафы, ящики комодов, не только не заботясь об отпечатках пальцев, но и намеренно оставляя следы на одежде, бумагах, украшениях и модных романах. Некоторые книги Гонзо сбросил на восточный ковер – чтобы выглядело поживописнее. Потом они ушли и не потрудились закрыть за собой дверь.

Оставленный хаос был дымовой завесой, а Сьюзен – пчелой, которая вернется и найдет улей развороченным.

Они сели в лимузин, покатались вокруг домов, пока не освободилось удобное место на Кэрролл-стрит, и припарковались у бровки тротуара метрах в пятидесяти от дома № 845. Оставалось только ждать. Полчаса, час…

– Не смей! – сказал Лео, когда заскучавший Гонзо попытался сунуть в плеер диск Энрике Иглесиаса.

Полтора часа… И ни одной патрульной машины поблизости. Сьюзен Данбар не вызвала полицию. Почему?

Ответ они получили, когда на улице стемнело, начали зажигаться окна, а фонари образовали на снегу желтые кляксы. Сьюзен покинула квартиру и направилась к маленькой «тойоте» цвета серебристый металлик.

– Дым прогнал пчелку… – прокомментировал Гонзо.

У хозяйки «тойоты» оказалась нервная манера вождения. Они поехали на восток, держась на приличном расстоянии, обогнули Проспект-парк, пересекли Бруклин, добрались до Браунсвилла, миновали Питкин-авеню и направились в Саратогу.

– Что такая женщина забыла в Браунсвилле? – подал реплику апарт[138] Гонзо.

Здесь не было и следа обуржуазивания. Пик крэко-героиновой эпидемии 2000-х миновал, но Браунсвилл оставался одной из самых опасных точек Большого Яблока. Никаких тебе прелестных мирных улочек Парк-Слоупа, одни только выщербленные тротуары, ветхие здания и шлагбаумы перед домами с умеренной квартирной платой, унылыми до слез на фоне серого зимнего неба.

Сьюзен Данбар остановилась у дома № 731-бис по Саратога-авеню, отличавшегося от других разве что соседством с низенькой облезлой церковью, которой кто-то дал пышное имя «Дом Бога, Веры, Надежды и Милосердия».

Гонзо философски заметил, что «нужно быть воистину верующим, чтобы надеяться отыскать Господа в подобном месте, тем более что милосердие и не ночевало на улицах Браунсвилла». Лео промолчал – он приглядывался к дому. Лимузин у бровки выбивался из общего пейзажа, но они на то и рассчитывали: кому придет в голову вести слежку из такой машины? Тем более в Браунсвилле…

Внезапно в окнах первого этажа зажегся свет, и Лео с Гонзой увидели Сьюзен. Она яростно спорила с худым мускулистым брюнетом в рубашке с закатанными рукавами. Руки незнакомца украшали затейливые татуировки. Даже без звука было понятно, что женщина рассказывает об учиненном в квартире погроме. Они еще немного поспорили, потом хозяин квартиры достал телефон и с кем-то поговорил на повышенных тонах, пока его гостья металась по комнате. Оба были чрезвычайно взвинчены, но татуированный что-то сказал, и Сьюзен успокоилась. Он дернул ее за руку, притянул к себе и жадно поцеловал. Сначала она слабо отбивалась, потом положила ладонь любовнику на затылок, и он, не отрываясь от губ женщины, стал ласкать изгибы ее тела.

– По всему выходит, что достопочтенная миссис Данбар любит «плохих парней», – поделился своим мнением Гонзо.

– Мы не его ищем, – отозвался Лео. – Это не Майк Каррен.

– Может, она так сильно любит юнцов без тормозов, что их у нее несколько, – предположил Гонзо.

– Или же красавчик-латинос и Каррен знакомы. Поинтересуюсь у Маккены, – решил Лео.

– Дело воняет все противнее… – Гонзо тяжело вздохнул. – Они что, даже шторы не задернут?

– Похоже, что нет.

– Я шокирован! – воскликнул ничуть не шокированный Гонзо. – Моя природная стыдливость оскорблена. А если по улице мимо дома пройдет мальчик? Монашка? Раввин? Имам? Давай убираться отсюда, а то меня вырвет.

– Нужно выяснить что-нибудь о типе из Браунсвилла, он может вывести нас на Каррена, – заключил Лео через час, когда заговорщики собрались в лобби отеля «Плаза».