Полночь! Нью-Йорк

– И ты не обратилась в полицию?

– Неужели ты не пообщалась с полицейскими?

Лоррен перевела взгляд с Поля на Поля, вздохнула и подтвердила:

– Пока нет…

– Почему?

– Они все равно не стали бы ничего делать, пока не случилось нападения… У них и без того полно работы.

Поль-Анри Саломе покрутил бокал с коньяком и процедил сквозь зубы, не глядя на Лоррен:

– Нападение случилось.

– Вот именно, случилось! – поддержал коллегу Поль № 2, пивший черный кофе, несмотря на поздний час.

– Не здесь, а в Нью-Йорке. Наших сыщиков вряд ли заинтересует ночное происшествие в Центральном парке, как не заинтересовало оно и копов в Штатах.

– Ты сказала, какой-то мужчина пришел к тебе на помощь?

Лоррен опустила голову, пряча смятение от крестного.

– Повезло, – прокомментировал Поль-Анри.

«Как посмотреть, – подумала она. – Я бы это везением не назвала…»

– Подумаю, что можно сделать, – добавил он. – Есть одно агентство, там работают очень опытные детективы.

– Да, они очень…

– Достаточно, Поль, – оборвал партнера Саломе.

Она дрожащими руками заперлась на все замки и прошла в огромную пустую квартиру. Свет уличных фонарей не разгонял темноту, и она задернула шторы, зажгла все лампы и даже включила телевизор – для фона.

Слова Поля-Анри разбудили тягостную мысль о Лео Ван Меегерене. Рана даже не подсохла. Где ты, Лео? Чем сейчас занят? Лоррен не обманывала себя: воспоминание об американце превратилось в наваждение.

Да, она злится на него, но возненавидеть не может. Не получается, и все тут… Ну зачем этому человеку затевать подобную кутерьму ради банального перепихона! Ее собеседник той ночью был искренен, он не притворялся.

Что-то случилось… Но что? Она бы душу продала, чтобы узнать. Понять… Но сейчас нужно решать другую проблему, срочную и опасную…

– У меня нет слов, старик… – Гонзо покачал головой.

По глазам друга Лео понял, какую горестную муку тот испытывает.

– Иисус, Мария, Иосиф… Меня это убивает, понимаешь, парень? Тебе страшно?

Взгляд Лео, обращенный на Гонзо, был отстраненным, задумчиво-туманным.

– До смерти. До усрачки, – ответил он будничным тоном, каким человек сообщает: «Есть хочу!»

– Ты уверен, что в тюрьме не ошиблись?

Они находились в Восточном Гарлеме, который люди вроде Гонзо зовут Испанским Гарлемом или Эль-Баррио, в двух шагах от его дома, расположенного на пересечении Парк-авеню и Сто шестой улицы.

Лео и Гонзо смотрели сквозь снегопад на многоцветные теги[80] «Зала славы» Граффити, во дворе учебного центра Джеки Робинсона[81], открытого в этот день для публики.

– Нет, Гонзо, – сказал наконец Ван Меегерен. – Они не могли ошибиться…

– Родителям рассказал?

Тот же ответ.

Гонзо удрученно смотрел на теги, не видя их.

– Деньги нужны?

Лео подумал было о Ройсе Партридже III, но расклад изменился: Ройс Партридж III мог причинить ему очень большой вред, но письмо, полученное в то утро, когда он расстался с Лоррен, все изменило. Раз и навсегда. Необратимо.

– Пока нет. Зак отдаст мне деньги за две проданные картины, на них я продержусь несколько месяцев. То есть до…

– Нет, прошу тебя, не произноси это вслух! – воскликнул Гонзо, тряся головой. – Пресвятая Дева Мария и все ангелы Небес… Серьезно, если я хоть что-то могу сделать… Мне бы так хотелось помочь…

Лео попробовал улыбнуться:

– До чего же сентиментальным ты иногда бываешь.

Гонзо ткнул друга кулаком в плечо и выдавил из себя невыносимо несчастную улыбку:

– Хорош болтать, Лео Ван Меегерен. Нечего разыгрывать передо мной крутого парня. Как говорит Аль Пачино в «Пути Карлито»: «Если уж начались неприятности, от них не уйти…»

– Неточно цитируешь, приятель[82], – усмехнулся Лео.

Он повернулся к Гонзо и увидел, что бывший морской пехотинец вот-вот развалится на куски: глаза у того были красные, рот кривился в тоскливой муке.

– Правда? – жалобно спросил он. – Плевать, моя версия лучше. Дьявольщина, Лео, друг мой…

Гонзо опустил глаза, пытаясь не заплакать, потом спросил:

– Есть новости от той девушки… Лоррен?

– Забудь.

18

Вблизи Нотр-Дама
Порою как в драме,
Но в нашей Панаме
Наладится все.

Жюльетт Греко, «Sous le ciel de Paris»[83]

Париж, 21 декабря, 11:00.

Снизу позвонили в домофон.

Лоррен взглянула на крошечный экран и увидела на тротуаре двух курьеров «ФедЭкса».

Наконец-то…

В экспедиции аукционного дома картину упаковали, поместили в ящик, подготовили документы для транспортировки, привезли в зону приемки грузов аэропорта JFK, занесли в самолет, а французские таможенники захотели выяснить у американских коллег, все ли чисто со сделкой, поэтому путь «Дозорного» занял больше времени, чем предполагала Лоррен.