Полюби меня такой

Уезжая, отец оставил телефон секретаря с указанием позвонить для последующей организации похорон. Больше в больнице нам делать было нечего. Домой возвращались в давящем молчании, осушив пару бутылок коньяка и не глядя в глаза друг другу.

Дарья плакала, когда отец рассказывал ей о случившимся.

— Бедная! Господи! Бедная! За что с ней так! Чтож за сука родила такое зверьё?! — рыдала она, вытирая слёзы и сопли об рубашку мужа.

Рина сидела бледная, смотря стеклянным взглядом в одну точку, и нехотя реагировала на мои поглаживания. Дашу пришлось накачивать успокоительными, а Рине вливать коньяк и делать расслабляющую ванну с массажем.

Этот чёрный день, оставивший ещё один скол на счастье, мы пережили. Несколько дней плачущую Дарью и Марину, ушедшую в себя тоже. Нужно было приводить девчонок в чувства, и мы решили всей семьёй посетить воды Доминиканы. Альку по заявлению забрали раньше времени из школы, проплатив директору за левые годовые оценки, Вадька взял очередной, неоплачиваемый отпуск, чмокнул девушку недоделанный ловелас, и с плавками приехал к нам. Уже в четверг наши ноги тонули в белом, горячем песке, а снятый коттедж махал белыми, воздушными занавесками из больших, панорамных окон.

Марина

Желала-ли я такого своему врагу? Нет! Обрадовалась-ли, что эта женщина больше никогда к нам не приблизиться? Да! Но только не так! Не с такими последствиями! В меня как будто бросили сгусток боли, распространяющийся по всему кровотоку. Заболели даже ногти, чувствуя, как их выдирают. Никогда не ныли так зубы, заставляя стискивать покрепче челюсть. Мне трудно осмыслить, сколько боли она перенесла! Она не натворила столько! Она заслужила в сотню раз меньше, чем получила! Несколько дней, возможно недель переносить насилие, боль, и выживать! Цепляться за эту гнилую жизнь, выворачивающую нутро, чтобы добраться до больницы и умереть по-человечески в кровати, получив прощение человека, которого пыталась уничтожить! Уничтожить за что?! За то, что не полюбил?! За то, что полюбил другую?! Бред! Закончить жизнь так, за то, что мужик ушёл к другой?! Возможно я что-то не понимаю в этой сложной жизни? Возможно.

В состоянии «внутри себя», провела несколько дней. Всё как во сне. Просыпалась, одевалась, ела, кормила сына, готовила есть, убиралась, кормила сына, укладывала его спать, ела или нет. И всё это как-то мимо меня. Так в скользь, чисто механически, тело привыкло — тело делает. Не видела обеспокоенных взглядов близких, не слышала их вопросов, просто качала головой или односложно отвечала да или нет, не задумываясь, попала-ли я в рифму.

Очнулась от сна, стоя по пояс в сине-зелёной воде, смотря в такие же глаза передо мной. Облегчённый выдох и мой мужчина набрасывается на губы, вбивая со всей дури в свою грудь. Счастье? Да! Вот оно рядом! Мучает своими руками, губами, языком! Смотрю в его глаза Доминиканы и это тоже счастье! Видеть сине-зелёные переливы, расширяющийся зрачок, поглощающий большую часть радужки, тоже моё счастье! Моё! И никому его не отдам! Никто не посмеет его отнять! Ни Лены, ни Андреи, ни черти лысые! Никто!

— Я хочу тебя трахнуть прям здесь, — требует любимый, подхватывая ягодицы, приподнимая к возбуждённому естеству, заставляя обнять себя ногами. — Тебя пришлось слишком долго ждать.

Отодвинув край трусиков врывается мощной волной, сносящей все переживания и мысли. Не отрывая взгляд, до́лбиться так, что перебивает дыхание. Я чувствую его каждой клеточкой внутри, каждое движение посылает электрические разряды, заставляя пульсировать низ живота и стягиваться тугой спирали. Как давно я не чувствовала этой наполненности. Впитываю скольжение, сжимая стенки влагалища, пытаюсь обхватить плотнее, засосать и не выпускать. Желаю чувствовать его вибрацию и сокращение, отдающее семя. Стараюсь плотнее вжаться промежностью в пах, ощутить каждый волосок, царапающий кожу. Кричу от судороги, раздирающей меня на кусочки, от взрыва, уносящего в золотистую негу. Стискиваю член, пытаясь выкрутить и выжать до последней капли. И он отдаёт всего себя без остатка, сжимая руки до хруста костей, натягивая на себя до боли, вгрызаясь в ключицу, клеймя.

— Моя! Только моя! — рычит, орошая меня спермой.

— Твоя… Только твоя… — шепчу, принимая, впитывая.

Расслабленные, счастливые, мы плаваем в прозрачных водах Карибского моря, дурачимся, ныряем и не желаем вылезать. Так хорошо, что хочется остановить мгновенье и растянуть на несколько лет.

— Мама! Мама! — кричит с берега Лёшка, усевшись на плечи Вадима.

— Пойдём мама медведица, — тянет к берегу Джейк. — Медвежонок соскучился.

Лёша соскакивает с Вадьки и кидается меня обнимать, поморщившись отодвигается, осматривая на мокнувший об меня песочник. Сводит бровки, показывает язык и обиженно идёт в сторону дома переодеваться. Всего год и такой аккуратист. Малейшее пятнышко и требует переодеть. Смеясь идём за ним, сдерживая шаг, чтобы не обгонять.

— Лёшенька, мама тебя намочила? — Макс с сочувствием смотрит на растерянное лицо пострадавшего. — Пойдём, выдам тебе новый костюмчик.