Полярный круг

— Как вы сказали — Анакуль? — встрепенулся Георгий Сергеевич. — Так ведь я его отлично знаю! Ой был одним из моих первых учеников в Чаплино.

— Анакуль отчаянный медвежатник, — сказал Алексей. — Когда пришлось ограничить, а потом и вовсе запретить охоту на белого медведя, он никакого внимания на это не обратил. Дважды его штрафовали, а один раз даже завели на него уголовное дело. Сейчас он вроде нашел себя — числится егерем по отлову белых медведей Центрального зооцентра.

После обеда смотрели экспонаты местного музея, собранные стараниями Ани Македоновой. В небольшой комнате на стене висели старинные поворотные гарпуны. Такие имелись и в Анадырском музее. Расшитые коврики из нерпичьей шкуры, прекрасные танцевальные перчатки, отлично сшитый уккэнчин — плащ из лахтачьих пузырчатых кишок, праздничные торбаса, разные предметы быта и великолепная коллекция мячей с таким разнообразием орнаментов, что у Нанока глаза разбежались. Под стеклом были выставлены книги на эскимосском языке и первый букварь, составленный Георгием Меновым в сотрудничестве с грамотным эскимосом — Каля.

Аня отперла замок и бережно вынула букварь. Он был составлен еще на основе латинского алфавита.

Георгий Сергеевич взял букварь в руки.

— Мы с большим трудом нашли его, — объяснила Аня Македонова. — У старика Хальхаеина хранился. Когда он умер и собрались его хоронить, старуха пожелала положить с ним этот букварь вместе со старым винчестером. Я долго не знала, как подступиться. Потом вспомнила: в школу привезли новые буквари, составленные Людмилой Айнаной и Верой Анальквасак…

— Это мои ученицы, — заметил Георгий Сергеевич.

— Я знаю, — улыбнулась Аня Македонова. — Взяла я новенький букварь и пошла к дому Хальхаеина. Там уже народ толпился. Я вошла в дом. Старик лежал в гробу, спокойный, словно спал. А рядом сидела на табуретке жена. Она была строга и не плакала. На тумбочке — вещи, которые старик брал с собой в путешествие сквозь облака. Подошла я к старухе и говорю: «Бабушка, пусть Хальхаеин возьмет новый букварь. Зачем со старым уходить от нас…» Она строго посмотрела на меня. Долго думала, потом сказала: «Ты права. А то ведь спросят его там, что нового на нашей земле, а он со старым букварем придет, который и молодежь читать не умеет… Как ты правильно догадалась, дочка!..» Это было так искренне сказано, что мне стало совестно. Вы знаете, что женщины у чукчей и эскимосов на похороны не идут. Осталась я у бабушки. Помогла убрать в квартире. Приготовили стол для поминального угощения. Бабушка поправила на стенах почетные грамоты, фотографии, смела утиным крылышком пыль с полки книг. А должна я вам сказать, что Хальхаеин был страстный книголюб. Великолепно знал русский.

— Я ведь помню, как он упорно учился, — с улыбкой сказал Георгий Сергеевич…

— Он у меня уйму книг перечитал. Только почему-то не любил Достоевского, — продолжала Аня. — «Не понимаю его», — говорил он, возвращая книгу. Любил Толстого, Чехова, Гончарова.

И вот старуха мне рассказывает, что книги-то они читали вместе. Он читал про себя и вслух переводил на эскимосский. Однажды Хальхаеин и говорит ей: вот нам годов не сосчитать, сколько мы вместе живем, а самого главного про нас с тобой не знаем. Он это сказал так серьезно и значительно, что старушка даже перепугалась. А муж и говорит: оказывается, у нас всю жизнь была любовь. Последнее-то слово он по-русски сказал. И когда ослабел и примирился с мыслью о путешествии сквозь облака, еще раз с удивлением сказал: вот была у нас любовь, а мы с тобой и не знали…

Вдруг Нанок заметил: в углу, прислоненный к стене, стоял с виду ничем не примечательный гарпун. Он выглядел похуже остальных орудий лова, и наконечник его держался на острие без связывающего ремня. Дело было именно в этом наконечнике. Чтобы удостовериться, что не ошибся, Нанок подошел и потрогал пальцем — да, это действительно не металл, а обсидиан, вулканическое стекло.

— А это что? — как можно безразличнее спросил Нанок, кивнув на гарпун.

— Ребятишки раскопали на косе, — равнодушным голосом, свидетельствующим о том, что она не знает настоящей цены гарпуну, ответила библиотекарша.

— Вам бы поделиться с окружным музеем, а мы в свою очередь можем кое-что уступить из своих фондов, — осторожно сказал Нанок, готовый многое отдать, за этот неказистый гарпун, убедительное, свидетельство того, что эскимосы еще в доисторические время знали поворотный гарпун и охота на морского зверя была на достаточно высоком уровне для того времени.

— Вот этот гарпун можете взять, — неуверенно сказала Аня и, подумав, добавила: — И мяч один могу уступить.

Нанок уже держал в руках гарпун. Прижимая его к себе, словно боясь, что Аня передумает, он, скрывая радость, как можно безразличнее ответил:

— Я вас грабить не собираюсь. Мяч можете оставить у себя, а я удовольствуюсь этим старым гарпуном. И за это спасибо.

— Может быть, выберете гарпун получше? — предложила Аня, поспешно вешая мяч на место. — Вот тут есть хорошие, а этот даже без, ремня.