Тяжелое пыхтение двигателя перешло в мягкий рокот, исчезли носовые буруны, и немецкий катер скользнул всего в шести футах от каика. Меллори сидел на ящике из-под рыбы и старательно пришивал пуговицу к старому пиджаку. Он отлично видел всех шестерых немецких моряков. Один из них, сгорбившись, сидел за пулеметом «шпандау», установленном на треноге. Трое стояли на палубе с автоматическими карабинами наперевес.
«Шмайсеры», – отметил Меллори. В дверях рубки маячил капитан катера – угрюмый молодой лейтенант с Железным крестом на кителе. Из люка машинного отделения выглядывала еще одна любопытная физиономия. Меллори не видел всей палубы: ее скрывал хлопавший на порывистом ветру парус. Но поскольку пулеметчик, беспрестанно ворочавший дулом «шпандау», держал на прицеле только носовую часть каика, естественно было предположить, что на носу катера имеется еще один пулемет.
Лейтенант с суровым лицом поднес сложенные рупором ладони ко рту.
«Достойный выкормыш гитлерюгенда», – подумал
Меллори.
— Спустите паруса!
Меллори окаменел. Игла безжалостно впилась ему в ладонь, но он не заметил этого. Лейтенант отдал команду по-английски!
«Стивенс слишком молод, слишком неопытен, – с отчаянием подумал Меллори. – Он клюнет на эту удочку, не может не клюнуть. .»
Но Стивенс не купился. Он приоткрыл дверь рубки, высунулся, приложил ладонь к уху и бессмысленно уставился в небо. Он даже открыл рот от удивления, отлично разыграв придурка, не понимающего команды. Меллори готов был расцеловать его. Не только повадками, но и одеждой, и черной крашеной шевелюрой Энди походил сейчас на заурядного греческого рыбака, недоверчивого и нелюдимого.
— Чего-о? – крикнул он.
— Спустите паруса! Мы сейчас сойдем к вам на борт, – и опять по-английски.
«Упорный, мерзавец», – подумал Меллори уже спокойнее.
Стивенс все так же бессмысленно глядел на немца, потом недоуменно уставился на Андреа и Меллори. Те не менее убедительно изобразили на лицах удивление. Стивенс отчаянно пожал плечами.
— Виноват, не понимаю по-немецки! – крикнул он. – А
по-нашему вы не умеете? – бегло сказал он на безукоризненном греческом разговорном языке. Правда, это был язык Аттики, а не жителей Архипелага, но Меллори не сомневался, что лейтенант не уловит разницы.
— Немедленно остановите лодку. Мы сойдем к вам на борт.
— Остановить лодку! А кто ты такой, чтобы из-за тебя останавливать лодку! Ты, ты, ты!.. – Возмущение было таким неподдельным, поток ругательств и проклятий столь натуральным, что лейтенант на минуту опешил.
— Даю десять секунд, – прервал его лейтенант. Он уже взял себя в руки, держался холодно и официально. – Потом откроем огонь.
Стивенс всем видом изобразил покорность и повернулся к Андреа и Меллори.
— Наши повелители сказали свое последнее слово.
Убирай паруса! – бросил он.
Те быстро и проворно спустили паруса. Меллори потянул на себя кливер, собрал его и молча присел на корточки. Он знал, что его изучают десять злых глаз. Парус прикрывал его колени и старый пиджак. Со сложенными на коленях руками он всем видом изображал уныние. Со свистом упал на палубу второй парус. Андреа ступил на него, сделал пару неуверенных шагов к носу, но остановился, опустив тяжелые руки. Мотор дизеля зарокотал еще глуше, рулевое колесо повернулось, и массивный немецкий катер чиркнул о борт каика. Трое немцев со шмайсерами наперевес быстро, но так, чтобы не попасть в сектор обстрела своих пулеметов (второй уже можно было увидеть), прыгнули на палубу каика. Один из трех тут же бросился вперед, к мачте, и встал там, держа всю команду под прицелом. Всех, кроме Меллори, которого поручили заботам пулеметчиков. Меллори отметил безупречную согласованность военной машины. Он поднял голову, осматриваясь с чисто крестьянским безразличием. Кейси
Браун сидел на корточках возле машинного отделения.
Дасти Миллер примостился в двух шагах от него и с подчеркнутым трудолюбием вырезал кусок жести из консервной банки, по-видимому, латку к мотору. Ножницы держал в левой руке, хотя Меллори было отлично известно, что он не левша. Ни Стивенс, ни Андреа не пошевелились.
Солдат у мачты уставился на них. Двое других медленно расхаживали по палубе. Немцы держали себя свободно, как хозяева положения, которым и в голову не приходит, что возможны какие-то осложнения. Они как раз проходили мимо Андреа. Спокойно, точно и аккуратно Меллори через пиджак выстрелил в пулеметчика, повернул свой брен, и,