Поляков

Жених приехал на метро, они расписались в обеденный перерыв — под гипсовым гербом РСФСР на стене, расписались «постно», как вспоминала невеста. Двери выпустили их наружу, где их ждали её подруга и общий знакомый с букетом.

Молодая отправилась домой, а женатого директора проглотил зев метро. Так он и поехал продолжать дневной круг дел — уже с обручальным кольцом на пальце.

Сначала супруги жили в той самой арбатской коммуналке, а сын Татьяны Николаевны остался с её матерью. Они снимали комнату — в это трудно, поверить, даже если понимать, что делал квартирный вопрос не только с москвичами, но и вообще с жителями больших городов. Директор крупного столичного завода и — вся жизнь в доме, где один туалет на полсотни человек. Нет, это не было нормой, но это было нормой для Полякова — только через несколько лет они переехали в новую квартиру на проспекте Мира.

Понемногу узлы связывались крепче, происходило то, что называется взаимопроникновением характеров. Упрочивались общие интересы, возникали общие привычки, наступало понимание. Это было время, когда ещё можно было себе позволить частые посещения театров, прогулки по городу и совместные поездки.

Как-то они отправились в Грузию. На туристическом маршруте оказался древний, полуразрушенный монастырь, и вдруг Поляков начал рассказывать об истории этих мест. Разговор перескочил на формирование национальных характеров в Закавказье, историю христианства, архитектуру… Он поразил жену этими знаниями, несмотря на то, что она давно знала о цепкой памяти и разносторонних интересах мужа.

Среди прочих воспоминаний, собранных Анатолием Шавриным, есть воспоминания жены брата Татьяны Николаевны Даниловой-Поляковой. Она говорила об истории, случившейся много позже, двадцать лет спустя: «Как-то, отдыхая на Истре, решили устроить катание на лодках. А Истринское водохранилище лишь со стороны выглядит несерьёзно. Оно коварное. Так и на этот раз случилось. Внезапно налетела гроза. Волны не очень высокие, но такие резкие, придурошные.

Мы с Татьяной на дне лодки улеглись, полуживые от страха. Пошли умные разговоры: попробовать укрыться в какой-нибудь бухте, повернуть назад… И вот тут я поняла по-настоящему, что такое настоящий мужчина. Виктор Николаевич взял полное командование в свои руки. «Плывём вперёд. И ни в коем случае не подставлять борт волне. Идти наперерез».

Он один грёб. И мы доплыли. Вылезли из лодки все, конечно, насквозь промокшие, но у меня навсегда закрепилась уверенность: счастлив тот, рядом с кем есть такой уверенный в себе человек. Умеющий свою волю передать другим и берущий самое трудное на себя»^{42}.

Это очень правильная история — они тогда действительно взяли лодку, искупались и, меняясь время от времени на вёслах, пошли обратно. Они читали друг другу какой-то из рассказов Бориса Можаева в «Новом мире» (привычка читать вслух не была тогда ещё утеряна) — эта деталь отчего-то запомнилась, но начался ливень, полетели крупные капли. И вот женщины просят к берегу, но решение принято — безопаснее идти поперёк волны, по длинному пути. Пошли волны уже просто морские… И вот они дошли до точки назначения.

У Полякова была временная дача в Петрово-Дальнем, где давали участки пенсионерам. Там же было большое здание со многими службами, где можно было посмотреть кино, «отовариться» продуктами. Среди прочих отдыхающих там жил и Виктор Иванович Щербаков, будущий референт министра финансов Павлова, человек из Тольятти, в то время начальник планово-бюджетного управления ВАЗа, сменивший на этом посту Б. Кацмана.

С Щербаковым у Полякова давно сложились приязненные отношения, и тот случайно подсмотрел, как Поляков обращается с лодкой, как он гребёт в одиночестве, и этот навык вызывал у Щербакова, долго жившего на Волге, восхищение.

— Я бы так не смог, — всё повторял он.

Но эта история не просто проявление сильной воли. Это отчасти символ преодоления.

Поляков, кстати, очень любил плавать и бросался в море даже при сильном волнении. Он действительно боролся с волнами — что-то в этом было именно от борьбы. Борьбы с чётко поставленной задачей: есть волна, есть умение, есть физическое напряжение.

И в этой ситуации переключить абсолютно всё на себя вполне возможно, в отличие от жизни руководителя, который часто оказывается зависим от десятков людей и не может сделать всё сам.

Глава седьмая СОВЕТ ДА ЛЮБОВЬ НАРОДНОГО ХОЗЯЙСТВА

Сколько удивительных экспериментов оказывается совершенно забытыми — и обнаруживаешь отчёты о них случайно, не понимая по-настоящему, сколько труда в них было вложено.

Роберт Фрид, американский физик