— Интересно, как мы вернемся, если кто-то решит их насторожить? — пробурчала Анна, но спутники услышали. И ответили:
— Как и положено — через главный вход.
Анне пришлось согласиться. Они правы — она у себя дома. А сейчас скрывалась не из-за страха, а чтобы особо рьяные не испортили прогулку.
Наружу выбрались далеко за оградой Храма. Духота давно отступила, и вечер встретил прохладой.
— Холодно? — тут же встревожился Эйр. Его руки потянулись к завязкам плаща.
Для вылазки мужчины сменили форму на общепринятую одежду знати — она позволяла носить оружие. Хотя маскировка, на взгляд Анны. Была так себе — военную выправку не спрячешь. А уж то, как держали себя рораги, могло выдать их с головой.
Но её снова удивили.
Вместе с мундирами мужчины словно и привычки свои оставили. Чуть ссутулились спины, поникли плечи. Совсем немного, только чтобы скрыть выправку. Перед Анной стояли обычные инкубы, слегка расхлябанные и надменные, уверенные в собственной непогрешимости. Точно такие же, что заполняли улицу, отталкивая с дороги простолюдинов. За некоторых эту работу выполняли слуги.
— Наири, мы будем следовать чуть в стороне. Если что — о нас не волнуйтесь, вы должны позаботиться о себе. Хон, в любом случае — ты рядом с госпожой. Головой отвечаешь! Анна... — дождавшись внимательного взгляда любимой, Эйр улыбнулся. — Повеселись! Тебе это нужно.
Толпа. Анна всегда любила скопище людей. Когда становилось совсем уж одиноко и тоскливо, и подушка промокала от слез, она шла туда, где царила суета. На рынок, если позволяла погода. Или в крупный торговый центр. На фуд-корте всегда кто-то ел и можно было никуда не торопиться. Сидеть, пить молочный коктейль или кофе и потихоньку напитываться энергией. «Повампирить», как смеялся Антон.
В Храме общения хватало. Но оно было... другим. Анна ни на минуту не позволяли забыть, кто она такая, и какая пропасть между ней и окружающими.
Теперь же, среди веселящихся инкбов и суккубов эта разница исчезла. Никто и подумать не мог, что за тонкой вуалью и плотным макияжем скрывается Наири.
Это приносило определенные неудобства — с людьми инкубы особо не церемонились.
Могли толкнуть, обругать, ударить. Но дорогая одежда и Хон обеспечивали ели не вежливость, то хотя бы равнодушие: одно дело сорвать злость на рабыне и совсем другое — обидеть любовницу богатого соплеменника. Это считалось невежливым.
Анну забавляла ситуация. Она посмеивалась, глядя, как шарахаются от её юного телохранителя встречные, слишком уж он свирепо смотрел на рискнувшего подойти слишком близко. Но держать дистанцию в толпе невозможно, и Анна сама взяла Хона под руку:
— Я хочу мороженого! И сладостей!
Хон тут же свернул к торговым рядам.
В честь праздника лавки украшали, кто во что горазд: разноцветные ленты, красные, синие и желтые фонарики свисали с шестов, покачивались светящейся бахромой на крышах, спускались вдоль столбов. Зазывалы надрывали глотки, приглашая обртить внимание именно на их товар, а торговцы расплывались в улыбках, стоило задержать взгляд на прилавке.
— Ни в чем себе не отказывайте, На... — Хона вовремя прервался. — Анна. Можете хоть все купить.
Анна только рассмеялась в ответ. Она наслаждалась прогулкой.
— Сюда!
Перед лавкой расположились несколько низких столиков. Один как раз освободился, и Хон успел занять его раньше остальных. К ним тут же подбежала девушка:
— Чего желают господа?
Хон вопросительно посмотрел на Анну:
— Вы хотели мороженого? А еще...
— Еще печенья! И фруктов. И чай!
Через несколько минут перед ними поставили мисочки с мелко-мелко колотым льдом, слипшимся от сиропа. Принесли горячий чай в пиалах, а к нему — рассыпчатые пирожные. Анна оглядела угощение и растерялась: она забыла, что нижнюю часть лица закрывает вуаль.
— Просто наклоните голову, — Хон кивнул на соседний столик.
Юная суккуб так же прятала лицо за точно такой же короткой вуалью. Но шелк не мешал ей наслаждаться едой — нижний край покрова едва доходил до подбородка, так что достаточно было наклонить голову.
Анна последовала примеру девушки и отправила в рот колотый лед, который здесь назвали мороженым. Потом попробовала печенье и чай.
Во Дворце и Храме ей готовили лучшие повара. Их блюда казались шедеврами и сравнивать их с простой уличной едой казалось кощунством. Но Анна прикрыла глаза, наслаждаясь каждым кусочком.
— Потрясающе! — и поймала себя на мысли, что слишком часто стала произносить это слово.
— Вам нравится? — удивился Хон. Сам он исправно попробовал и мороженое, и печенье, и чай. Но только затем, чтобы обнаружить яд.
— Очень! Всегда любила все вредное, но вкусное. А ты чего? Брезгуешь уличной едой?
— Нет, смутился Хон. Просто... есть в вашем присутствии...
— Не пали контору! — хмыкнула Анна и сама себе удивилась: впервые за много-много лет у неё появилось вот такое безумное настроение. Хотелось смеяться, плоско шутить, горлопанить песни и... танцевать.
И она позволила себе повеселиться. Только сегодня. Только эти несколько часов.