Полет Пустельги

Дома был семейный ужин. Доррит, мама и Мария приготовили чудесный стол. Я их уговаривал заказать еду из ресторана, но мама, следуя старой баварской традиции, считала, что официальные торжества должны проводиться в ресторанах, семейные — дома, а блюда непременно готовиться.

— Дети! — говорила она нам с Доррит. — Мы же не какие-то протестантские пруссаки, готовые в дешевых ресторанах на семейных торжествах поглощать худосочные сосиски с картофелем. Мы баварцы!

Мария испекла изумительный шоколадный торт. Ему особенно радовались десятилетняя сестра Хильда и наша дочь Инге, которой исполнилось четыре года. Хильда, доедая очередной кусок, тяжело вздохнула и с серьезным видом обратилась к Марии:

— Да, тетя Мария. Спасибо вам за прекрасный торт. Такого, пожалуй, ни в ресторане, ни в кондитерской не отведаешь. Правда, Инге?

— Угу, — только и произнесла дочка, увлеченная уничтожением приличного куска. У нее в шоколаде были не только, руки и губы, но и светлые вьющиеся волосы. Мы все дружно рассмеялись, глядя на этих шоколадных чертят.

После ужина мужчины собрались в моем кабинете выпить коньяку и выкурить по сигаре. Отец Доррит увлеченно рассказывал о новых достижениях медицины, о сыне Гансе, ставшем одним из успешных молодых хирургов Берлина. Брат Франц, окончивший недавно заочное обучение в университете и получивший диплом инженера-электрика, выспрашивал меня об электрическом устройстве современных самолетов, об аэронавигационном оборудовании. Он надеялся в будущем перейти на завод электротехнического оборудования концерна «Хейнкель». Макс, муж Марии, в беседе не участвовал. Он находился в умиротворенном расположении духа и, расслабившись в кресле, потихоньку, рюмка за рюмкой, поглощал дорогой французский коньяк. Вдруг, как будто очнувшись, Макс спросил меня:

— Зачем тебе сдались эти нацисты? Неужели ты не понимаешь, что Гитлер — это монстр, а его штурмовики — безмозглые мясники? Разве ты не видишь, что порядочные люди брезгуют общаться с ними?

В кабинете повисла напряженная пауза. Я видел, как Франц и мой тесть устремили свои вопрошающие взгляды на меня, взгляды, сочувствующие Максу. Я допил коньяк, раскурил новую сигару. Мне нужно было собраться с мыслями. Я ответил вопросом на вопрос:

— А ты, Макс, не задумывался, почему такие же боевые офицеры, как и я, Геринг, Мильх, Гесс, Удет и многие другие, тоже с Гитлером, тоже в НСДАП? Почему партию поддерживают и рабочие, и банкиры, и мелкие лавочники, и промышленные магнаты? Ты спрашивал их, хотят ли они повторения девятнадцатого года, власти Советов? Я думаю, Макс, когда ты сам себе ответишь на эти вопросы, мы вернемся к этому разговору.

Макс расплылся в дружелюбной улыбке, отхлебнул коньяку и мирно заключил:

— Согласен. Поверь мне, Ганс. Мне по большому счету абсолютно все равно, с кем ты: с Гитлером, с Тельманом, Муссолини или Сталиным. Я тебя очень люблю. И не только, как брата моей жены. А как хорошего и надежного парня.

Мы чокнулись и выпили. Надо сказать, что эта минутная пикировка с Максом не испортила мое настроение. Позже я стал острее ощущать трещину, образовавшуюся в наших отношениях с тестем, Максом и, к большому моему сожалению, с братом Францем. Не скажу, чтобы они были антифашистами. Скорее они не любили Гитлера с его радикальными взглядами и пугались его реваншистских угроз. Никто не хотел войны в будущем.

Женщины судачили о своем, в который раз рассматривали наши с Доррит парижские фотографии, смеялись. Мне было очень хорошо в этот день. Жаль, что с нами не было отца.

Вскоре мой налет составил 500 тысяч километров. Это событие стало хорошим поводом для компании поощрить меня солидной премией. Мы с Доррит подумывали о приобретении собственного дома. Однако ничего подходящего в Мюнхене найти не удалось. Относительно дешевые дома находились в таком плачевном состоянии, что в них требовалось вложить значительные суммы. Дорогие строения нам были не по карману. Мы решили пока отложить это дело и по обоюдному согласию купили двухдверный «опель» темно-синего цвета. Мне в этой прекрасной машине нравилось все: семидесятисильный двигатель, удобные кожаные сиденья, в меру комфортная в движении трансмиссия, хромированная решетка радиатора, сильная оптика, отличный обзор. Доррит быстро освоила машину и, как и я, получила в полиции лицензию на право управления легковым автотранспортом с мощностью двигателя до 150 лошадиных сил. Когда я улетал на несколько дней, она брала Инге и на машине разъезжала по магазинам, в парикмахерскую, в гости к свекрови и Марии. Все это привело к тому, что Мария потребовала от Макса тоже купить автомобиль. Бедный Макс. Автомобили он просто ненавидел. Но он так любил Марию, что был готов купить ей даже локомотив. Теперь по Мюнхену на одинаковых машинах разъезжали две прекрасные женщины: Доррит и Мария.