Полет Пустельги

А в это самое время из Берлина генерал фон Сект по телефону отдал распоряжение командованию гарнизона подавить путч, а его руководителей арестовать. К утру армейские подразделения блокировали отряд штурмовиков и курсантов военного училища во главе с Эрнстом Ремом, засевший в захваченном ими здании Военного министерства Баварии. Фон Кар, фон Лоссов и фон Зайсер укрылись в казарме 19-го пехотного полка и сделали заявление, в котором они отказывались от союза с Людендорфом и Гитлером, объявляли их зачинщиками мятежа и требовали немедленного ареста. Одновременно сообщалось, что решением правительства Баварии запрещалась деятельность НСДАП, ее организации, отряды СА, «Оберланд» и «Военное знамя рейха» считались распущенными. Гитлер был деморализован. Только Людендорф настаивал на решительных действиях. Он потребовал собрать все силы в кулак и занять центр города. Генерал был уверен, что после этого войска и полиция перейдут на его сторону, и будут выполнять его приказы.

По приказу Людендорфа студенческий отряд СА во главе с Гессом захватил Мюнхенскую ратушу, взял в заложники обер-бургомистра и ряд депутатов города. Затем трехтысячная колонна, состоявшая из сторонников НСДАП и ветеранов войны во главе с Гитлером и Людендорфом, под охраной штурмовиков двинулась от «Бюргербройкеллер» к центру города. Их целью было здание Военного министерства. Требовалось деблокировать отряд Рема и взять под контроль правительственные здания. На мосту Людвига их остановила полиция, но вышедший вперед Геринг уверил, что, если их не пропустят, они расстреляют заложников. После этого колонна беспрепятственно направилась в сторону Мариенплац, затем к Одеонсплац. У Фельдхеррнхалле она была вновь остановлена усиленным отрядом жандармерии. Переговоры результатов не дали. Командовавший жандармами Фрайхер фон Годин отдал приказ стрелять. В перестрелке погибли три жандарма и шестнадцать штурмовиков. Десятки с обеих сторон были ранены. Геринг получил две пули в пах. Гитлера, Людендорфа, других лидеров мятежа, а также всех раненых увели штурмовики СА. Жандармы и полиция помех им не чинили.

Так закончились события, вошедшие в историю Германии как «Пивной путч». В этот день я вернулся из Цюриха и готовил со своим механиком самолет к завтрашнему рейсу в Вену. Среди служащих аэродрома ходили слухи о каких-то событиях в городе, но я настолько устал, что мечтал поскорее приехать домой, увидеть Доррит, поужинать и лечь спать. До дома я добрался к девяти вечера. Доррит была встревожена. Помогая мне снять кожаное пальто, она шепнула:

— У нас Рудольф. У него большие неприятности.

В углу гостиной в кресле у зашторенного окна сидел с закрытыми глазами Гесс. При слабом свете торшера лицо его мне показалось бледным и изможденным. Его изрядно потрепанная одежда выдавала, что Гессу пришлось участвовать в какой-то переделке. Рядом на журнальном столике стояли две чашки недопитого кофе. Гесс, услышав мои шаги, встрепенулся, порывисто поднялся, обнял меня и нервно проговорил:

— Ганс. Все кончено. Партию запретили. Нас предали все. Гитлера и меня ищет полиция. Надо бежать.

Я усадил его в кресло, сел перед ним на стул и тихо, как будто нас могли подслушивать, сказал:

— За ужином все расскажешь. Завтра утром я лечу в Вену. У тебя там есть надежные люди, у которых можно переждать?

Гесс утвердительно кивнул головой. Я, взяв его за руку, продолжил:

— Отлично. Я беру тебя с собой. Вылетаем в десять. Какие-либо документы с собой есть?

Гесс снова кивнул головой и сказал:

— Не беспокойся, Ганс, и документы и деньги с собой.

— Отлично. — Я поднялся, достал из шкафа чистое белье, один из своих костюмов, в который Гесс уже как-то раньше облачался, и передал ему. — Пока Доррит готовит ужин, прими ванну.

За ужином Гесс начал свой рассказ о событиях, изложенных мною ранее главным образом с его слов. И продолжал его до глубокой ночи.

Утром на аэродроме я купил на имя некоего бизнесмена Курта Альтмана билет на мой рейс и вместе с еще одним пассажиром без всяких приключений доставил Гесса в Вену в целостности и сохранности. В тот же день на аэродром Мюнхена нагрянула полиция. По всей видимости, кто-то из обслуживающего персонала аэродрома признал в предъявленных полицейскими фотографиях Гесса и указал, что Ганс Баур вывез его в Вену. Такова краткая история отстранения меня от исторического полета на Дальний Восток в 1926 году. Так я превратился в политически неблагонадежного гражданина Веймарской республики. В этом же году я вступил в НСДАП.

Берлин. 5 мая 1945 года