Кулешов гнал машину на юго-восток, к Фюрстенвальде, куда временно передислоцировали госпиталь для военнопленных. В дальнейшем госпиталь должны отправить еще дальше на восток, в Познань. Окраины Берлина меньше разрушены. Здесь тянулись улицы одно— и двухэтажных домов с цветущими садами. Во дворах, обнесенных мелкоячеистой металлической сеткой, возились немцы. Многие с запозданием сажали картофель и овощи, некоторые в больших дырявых бочках жгли прошлогоднюю листву и мусор, тщательно собранный ими с наружной стороны заборов вдоль дороги. Проезжую часть быстро очищали от разбитой боевой техники. Рабочие колонны военнопленных засыпали воронки и вырытые повсеместно траншеи кирпичным боем, осколками бетона, стекла. Они проворно и тщательно приводили в порядок основные дорожные магистрали и идущие вдоль них тротуары.
За городом дорога побежала вдоль Шпрее. Справа от шоссе до берега ярко зеленела густая молодая трава, явно сеянная, многолетняя. Слева тянулись чистые и ясные сосновые боры. В прогалинах между ними, куда вели дорожные ответвления, виднелись фольварки, бюргерские хутора. Савельеву впервые за долгое время стало хорошо и покойно. Он оглянулся. Сизова, укрытая шинелью, в лихо заломленной на бок пилотке удобно расположилась на заднем сиденье. Ее лицо на ветру разрумянилось. Глаза сияли счастьем и надеждой. Она высунула руку из-под шинели и погладила его по голове.
Кулешов, поправив зеркало заднего обзора, улыбнулся, крякнул и спросил разрешения закурить.
— Товарищ майор, — выдохнув дым и хитро прищурившись, обратился он к командиру, — я вот давно хотел у вас спросить. От чего это так получается: фрицы нами побиты, значит, армия наша сильнее оказалась. Значит, промышленность наша мощнее, сельское хозяйство тоже. Понятно, что и природа наша богаче, и людей у нас больше. А поглядишь кругом и диву даешься. Дороги ихние не в пример нашим. Да и дорог-то у нас путевых нет нигде. Одни направления. А города у них какие! Про деревни я и не говорю. За наши просто стыдно. Люди справно одеты и обуты. На бабку сзади поглядишь и не поймешь, то ли молодуха идет, то ли фрау какая на свидание торопится. Вот я в толк и не возьму, отчего Германия, воевавшая пять с половиной лет, живет лучше нас?
Савельев тоже закурил. По его лицу, только что выражавшему умиротворение, пробежала тень.
— Ты, Кулешов, с кем-нибудь еще об этом говорил?
— Да вы что, товарищ майор? Что же я, без понятий, что ли? — Старший сержант нервно заерзал и испуганно поглядел на командира.
— Запомни, Кулешов. Никогда никому и нигде не задавай этот вопрос. Если жить хочешь. Если тебе дорога хоть на капельку судьба твоих родных и товарищей. И наша с ней, в том числе. — Майор показал большим пальцем левой руки назад, в сторону Сизовой.
Кулешов насупился, съежился и как будто еще ниже вдавился в сиденье.
— Понятливый я, товарищ майор. Не беспокойтесь. Да черт с ними, с этими фрицами. Вы вот лучше скажите, когда демобилизация? Когда домой-то?
— Этого я не знаю. Думаю, нам с тобой еще придется какое-то время поработать здесь.
Кулешов снова выпрямился и, веселей поглядев на Савельева, перешел к другой теме.
— А мне отчего-то кажется, что жизнь наша послевоенная более счастливой будет, радостней. Вот есть у меня такое предчувствие. Как вы думаете, товарищ, майор?
— Это у кого как, друг мой любезный, — задумчиво произнес Савельев.
— Это вы про себя, что ли, товарищ майор? Да не волнуйтесь, найдут этого Гитлера проклятого с бабой его. — Он осекся и повернулся назад к Сизовой. — Извиняюсь, конечно. Сдался всем этот Гитлер. Помер он или сбежал куда, кому от этого легче. Германию-то все равно разгромили. Вчистую. Или кто думает, что если Гитлер сбежал, он опять со своими фашистами попрет? Это вряд ли. Пусть спросят любого немца, надо им это? Поглядите, какое разорение и на их землю война принесла. Полагаю я, товарищ майор, немец так наелся своими войнами, что его веками ни в какую заваруху не затащишь.
Характер движения на дорогах в послевоенные дни изменился. Нет танков и самоходок. Не движется разнокалиберная артиллерия на конной и механической тяге. Не плывут, похожие на верблюдов в пустыне, укрытые брезентом реактивные минометы. Нет беспрерывных верениц пехоты. С востока на запад идут колонны ленд-лизовских «студебеккеров», груженных продуктами, медикаментами, углем. Бегут разномастные и разноцветные легковушки. Тянутся пузатые заправщики с бензином, соляркой и мазутом. С запада на восток по краю дороги, а то и по обочине тянется нескончаемый, от горизонта до горизонта, серо-зеленый поток военнопленных. По обеим сторонам колонны видны редкие конные конвойные войск НКВД. Мимо них проплывают санитарные машины и трофейные санитарные автобусы с большими красными крестами по бортам и на крыше, какие-то наглухо закрытые брезентом грузовики с усиленной охраной и без нее.