Полет Пустельги

— Если это Гитлер и Браун, Берия нам житья не даст. Его ребята дело у нас заберут, и будут доказывать, что Гитлер — это не Гитлер, а Браун — не Браун. А настоящие Гитлер и Браун, конечно, сбежали. А мы, как бараны поддались на удочку, заброшенную СД и гестапо. А, возможно, и не поддались, а непосредственно участвовали в организации бегства. Ведь рейхсканцелярия находится в зоне ответственности 79-го корпуса родной ударной армии, а значит, нашей с тобой ответственности. Ладно, не горюй. — Он похлопал Савельева по плечу и тяжело вздохнул. — Пошли звонить Грабину.

Воспоминания счастливого человека

В феврале двадцать третьего года мы с Доррит поженились. Свадьба была скромная, но по меркам простых мюнхенцев, сводивших концы с концами в трудное время разрухи и экономического кризиса, вызывающая. По совету моего друга Рудольфа Гесса мы заказали кафе «Ноймайер», а по сути — старомодный кофейный дом на углу Петерплац и Виктуален-Маркет. Позднее я узнал, что это было излюбленное место встречи Адольфа Гитлера со своими друзьями и соратниками до «Пивного» путча.

На свадьбе были только свои: мать с отцом, отец Доррит, ее брат Ганс, приехавший из Берлина, моя любимая сестра Мария с женихом Максом, пятилетняя сестра Хильда. Свидетелями выступали Ганс и Мария. К моему большому огорчению, не смогли приехать Мильх, Гесс, Геринг и директор Ангермунд. Не удалось выбраться из Вайдена и моему брату Францу, недавно назначенному старшим электриком на механическом заводе. Но работа есть работа. Я это хорошо понимал. Правда, все они прислали искренние поздравления и достойные подарки. От Ангермунда доставили роскошный кофейный сервиз саксонского фарфора на двенадцать персон. Геринг, верный своим пристрастиям, прислал мне отличной работы кинжал, ножны и рукоятка которого украшали охотничьи сюжеты, выполненные из чистого золота, а для Доррит — настоящий лук и колчан со стрелами. Доррит с улыбкой заметила, что теперь ее Пустельга никуда от нее не денется. Стрелы любви найдут его повсюду.

Гесс, зная мое пристрастие к рыбалке, подарил дорогой английский набор, включавший телескопический спиннинг с мощной катушкой, комплект лесок, блесен, всевозможных крючков. Доррит достался чудесный золотой гарнитур из колье, сережек и перстня, украшенных рубинами. Ну а Мильх, мой старый добрый командир и надежный друг, не мудрствуя лукаво, прислал весьма значительную сумму денег в фунтах стерлингов, понимая, что на немецкую марку, падающую день ото дня, с ее длинным хвостом в шесть нулей, ничего серьезного купить невозможно.

Маме невестка нравилась. Она приняла ее не просто как родную дочь. Они стали подругами. Вместе ходили по магазинам, в парикмахерскую, частенько захаживали в кафе выпить чашечку кофе, обо всем судачили. Доррит подружилась и с сестрой Марией. Они вдвоем куда-то пропадали, о чем-то весело шушукались втайне от меня. Мария и Доррит были необычайно красивы. Обе небольшого роста, худенькие, с замечательными фигурами, стройными ногами. Где бы мы ни появлялись втроем, я ловил на себе завистливые взгляды мужчин, а мои девочки — стрелы женского укора.

Через месяц поженились Мария с Максом. Их свадьба была роскошной. Отец Макса заказал ресторан в отеле «Олимпия», куда пригласил весь цвет баварского бизнеса, весь мюнхенский бомонд. Играл Баварский симфонический оркестр. Шампанское лилось ручьем. От блеска золота и камней рябило в глазах. На набережной Изара устроили ошеломляющий воображение прохожих фейерверк. Вскоре Мария переехала в дом, подаренный им на свадьбу отцом Макса. Отныне мама, отец и Хильда жили без старших детей. Отец болел и все чаще заговаривал о пенсии, которая, как мы все понимали, была декоративным подспорьем в условиях кризиса. Мы с Францем ежемесячно помогали родителям деньгами. Конечно, основная тяжесть ложилась на меня, так как Франц только начинал свою карьеру. Но я был счастлив, что мои родители и маленькая сестренка ни в чем не нуждались.

Поздней весной двадцать третьего года у меня значительно прибавилось работы. В середине мая открылись регулярные рейсы из Мюнхена в Вену и Цюрих. Мне поручили рейс на Вену. В первом пробном полете меня сопровождали журналисты и один пассажир. Погода выдалась неважная. Все время шел дождь. Да к тому же выданная мне карта была абсолютно неверная. Мне пришлось долететь до Дуная и по нему в дальнейшем ориентироваться. Тем не менее расстояние в 456 километров я сумел покрыть всего за два с половиной часа. На аэродроме светлым речным песком была изображена буква «Х» — место посадки. Я приземлился точно на нее, вызвав восторг и аплодисменты моих пассажиров и встречавшей публики.