Полет Пустельги

— Я хорошо знал врачей, лечивших господина Гитлера. Он слыл очень недоверчивым пациентом. Поэтому круг придворных врачей всегда оставался узким. К нему относились доктора Морелль, Блашке, Штумпфеггер, Хаазе и ваш покорный слуга. С моей точки зрения, Теодор Морелль — большой авантюрист. Но это, знаете ли, наши врачебные, внутрицеховые проблемы. Профессор Блашке, безусловно, является одним из лучших в Германии, если не в Европе, стоматологом. Он создал целую школу прекрасно подготовленных в теоретическом и практическом плане врачей. Помимо университетской практики и работы в стоматологии рейхсканцелярии у Блашке имелся частный кабинет где-то в центре Берлина. Но я, уважаемые господа, затрудняюсь ответить, в Берлине ли он сейчас. Блашке всегда был осторожным человеком.

Савельев поблагодарил профессора за информацию и спросил, не знает ли он кого, кто мог бы помочь найти Блашке или его сотрудников. Фон Айкен дал указание пригласить к нему студента-практиканта, обучавшегося у Блашке. Молодой человек высокого роста с приятными чертами лица дал согласие сопроводить русских офицеров.

Кабинет Блашке действительно находился в самом престижном месте Берлина, на Курфюрстендам. Рядом правительственный квартал с комплексом зданий рейхсканцелярии, здание Министерства иностранных дел, недалеко Министерство внутренних дел. Савельев узнал от студента-практиканта, что многие крупные чиновники рейха не имели доступа в рейхсканцелярию и не пользовались привилегией бесплатно лечить зубы в располагавшейся там стоматологии. Поэтому Блашке и создал элитный кабинет для частной практики. Кстати, туда же, по словам практиканта, для серьезных операций и протезирования приходили Гитлер, Ева Браун, Геббельс с супругой, Геринг, Борман и многие другие высшие лица рейха.

Курфюстстендам, как и весь правительственный квартал, лежала в руинах. Поэтому Савельев не мог скрыть радости, когда увидел, что та часть дома, где располагался частный кабинет Блашке, самым счастливым образом уцелела. Быстро поднявшись на второй этаж, офицеры и студент-практикант обнаружили дверь в кабинет открытой. Студент, видимо, испугался, попросил разрешения откланяться и, получив его, тут же исчез. Савельев расстегнул кобуру, но пистолет доставать не стал. Младший лейтенант повторил то же и в напряжении ждал указаний командира. Савельев прижал указательный палец к губам, дав понять, что они заходят тихо, отворил дверь и, как кошка, молниеносно проскочил в кабинет. Там он обнаружил немолодого мужчину невысокого роста, с крючковатым носом, небритого, в черном сильно потертом демисезонном пальто. Он стоял посреди кабинета и листал какую-то книгу. Заметив русских офицеров, незнакомец испугался и уронил книгу. Придя в себя и видя, что военные ведут себя миролюбиво, он заговорил достаточно сносно по-русски:

— Я — доктор Брук. Зашел в кабинет профессора Блашке кое-что почитать из специальной литературы.

— Вы не знаете, где профессор Блашке? — спросил его Савельев. — Мы офицеры военной контрразведки.

— Еще бы я не знал, где Блашке. Конечно, знаю, господа офицеры. Он в конце апреля вместе со старшим адъютантом Гитлера обергруппенфюрером СС Шаубом бежал на самолете в Баварию, в Берхтесгаден.

— Скажите, а кто-либо из его сотрудников остался в Берлине?

— Конечно, остались. Я так понимаю, вам нужна фрейлейн Кети Хойзерман?

Савельев от волнения сглотнул слюну.

— Вы правы, господин Брук, нас интересует фрейлейн Хойзерман.

— Так нет ничего проще, — весело воскликнул Брук, — она тут, совсем рядом живет. Паризерштрассе, 39–40, квартира 1. Хотите, я схожу за ней?

Савельев поднял руку и с максимальной деликатностью произнес:

— Нет, нет, что вы! Лейтенант сходит за ней.

Он подошел к Иванову и прошептал:

— Бери старшину Кулешова и бегом.

Брук рассказал подполковнику, что он тоже дантист. Долгие годы практиковал в Веймаре. Еще до прихода Гитлера к власти Кети Хойзерман проходила у него практику, потом осталась работать ассистенткой. Однажды на конгрессе стоматологов Брук как-то похвастался коллегам о его талантливой помощнице. Это была его ошибка. Вскоре Хойзерман пригласили в Берлин на работу к профессору Блашке.

— Но я бесконечно обязан фрёйлейн Хойзерман. Я ведь еврей, господин офицер. Она и ее сестра долгие годы прятали меня, а потом сделали мне документы на чужое имя и устроили на работу.

Отворилась дверь. Иванов с Кулешовым ввели ассистентку профессора Блашке.

Воспоминания счастливого человека