Поиграй со мной

Хотелось пить, кружилась голова. Мальчик собрался как-нибудь встать, но его внимание вдруг привлёк слабый и неожиданный запах. Так и есть. На пластиковой тумбочке возле кровати желтел какой-то плод, похожий на апельсин. Максим лениво очистил его и съел. «Апельсин» почему-то чуть горчил.

Максим вспомнил свою неудачную прогулку с фоторужьём (да и что за охота во время полярной ночи), странный лес и невидимый купол, толкающий в грудь: «Привиделось, наверное, всё это, бредил я. Вот и сейчас – битва антибиотиков приснилась...»

Второй раз его разбудил диагност. Он прозвенел трижды – требовательно, громко – и Максим хотел было возмутиться такой нахальной побудкой, но на табло электронного врача светилась надпись «практически здоров», и мальчику ничего не оставалось, как недоуменно пожать плечами. Чувствовал он себя превосходно и прямо сгорал от желания посмеяться над Карлсоном. Напутал что-то доктор. Какое может быть воспаление лёгких, когда диагност гонит тебя из медизолятора, а тело так и просится подурачиться в спортзале.

По привычке Максим набрал код информатора – что нового, на станции, где отец, куда сегодня отправились гляциологи? Автомат прежде всего повторил распоряжение Гарибальди об «аврале», и мальчик насторожился. Дальше шла запись совещания. Максим замер, боясь пропустить даже полслова. Затем вскочил, заметался по комнате, но последние слова начальника станции ошеломили его, и мальчик бессильно опустился на кровать. Как же так? Так нечестно, несправедливо. Ведь это он, он открыл купол, и купол впустил его. Впустил... А отец! Тоже хорош – хотя бы слово сказал в его защиту. Опасность, долг, дисциплина?.. Хоть бы скорее вырасти!

Максим быстро умылся, тщательно причесался и только после этого вызвал Гарибальди.

Тимофей Леонидович ответил сразу. Увидев на экране лицо Максима, приветливо улыбнулся:

– Поправляешься, герой нашего времени?

Мальчик на шутку не ответил.

– Спасибо за гостинец. А что это было? Апельсин? – сказал он только из вежливости. – Лучше всех лекарств мне помог.

– Постой шуметь, – нахмурился Гарибальди. – Какой ещё апельсин?

– Обыкновенный. Вкусный. Вот корочки.

– На станции нет никаких апельсинов, – недоуменно проворчал Тимофей Леонидович. Он что-то соображал, но Максим догадался раньше и чуть не подпрыгнул от радости.

– Я знаю, что нет, – лукаво улыбнулся мальчик. – Но кто-то же положил его возле моей постели. Кстати, этот «апельсин» чуть горчил и пах лекарствами. И не напрасно. Посмотрите, пожалуйста, на диагноз электронного врача.

– Практически здоров, – прочёл Гарибальди и присвистнул от удивления.

Максим ликовал.

– А Карлсон говорил: пять дней. Может, теперь мне разрешат в тот лес?

– Ты, я вижу, знаешь о моём распоряжении, – улыбнулся Гарибальди. Учти, я свои распоряжения не отменяю.

– Вы поспешили, – как можно убедительней заверил Максим начальника станции. – Ведь в Купол впустили пока только меня. И только ко мне явились ночью пришельцы, чтобы оставить целебный «апельсин». А это уже настоящий контакт, а не ваши посты и «Пингвины». Если вы не разрешите мне остаться на станции, клянусь, я расскажу об «апельсине» членам совета Мира, и меня всё равно оставят...

– Вот нахаленок! – Тимофей Леонидович улыбнулся, но сразу же посерьёзнел. – Ты извини, конечно, но тобой сейчас руководит не разум, а детский энтузиазм. Может статься, что всем нам отсюда...

Он не успел договорить. В коридоре послышался топот – кто-то бежал, а в следующее мгновение дверь кабинета резко распахнулась. На пороге стоял отец Максима.

– Тимофей Леонидович! – он перевёл дыхание и ткнул рукой куда-то в угол. – Там, возле склада, появились какие-то странные штуковины. Сбежались все наши, ожидают вас...

Экран тотчас опустел.

– Медведи из снега, яблоки из льда... – запел Максим, быстро надевая и застёгивая комбинезон. – Начинаются дела – всякие чудесные, очень интересные...

Он выскочил в морозную ночь. Тихо, безоблачно, настоящий штиль. В воздухе повисли ледяные иглы – если запрокинуть голову и дышать ими тихо-тихо, то кажется, что на язык попадают отдельные звёздочки. Вот они сияют – кристаллики небесного льда. А среди них непривычный и торжественный Южный Крест.

На другом конце посёлка залаяли собаки. Мальчик с досадой топнул ногой – нашёл время любоваться звёздами! – и побежал на шум голосов, лимонный свет прожекторов, которые вспыхнули вдруг на высоких мачтах.

Возле самого склада, чья красная крыша виднелась за куполом столовой, Максим столкнулся с Мартой Ружевич, шеф-поваром станции.

– Привет, дай кушать, – крикнул он обычную дразнилку-приветствие, на что полячка не ответила лукавым «Хоч сто раз, дзицятко», а схватив его за руку, обеспокоенно заглянула в глаза.

– Максим сбежал?

– Потом, Марта, потом. Меня пришельцы вылечили... Побежали, а не то мы всё прозеваем...