Внезапно верблюд в центре остановился, и наездник резко спешился головой в снег. К счастью, падение осталось без последствий; ловкий татарин ничего себе не сломал и через минуту снова оказался в седле, переставив своих верблюдов в упряжке – одного он поместил впереди в качестве вожака, а двое других заняли позицию коренников. Некоторое время мы продвигались вполне успешно, но потом наш локомотив получил порцию плетей, которую он счел не вполне уместной, и выразил свое несогласие с подобным обхождением, просто-напросто улегшись на снег. В дело пошли уговоры и увещания; верблюду были обещаны теплейшее на земле стойло и вкуснейшая на свете вода, ежели он поднимется на ноги. Однако на все это животное отвечало полнейшим отказом, пока исходивший от снега холод не принудил его встать.
Дальше мы ехали еще медленней, чем прежде. Вожатый наш опасался уже использовать нагайку, дабы не вызвать к жизни новое проявление дурного характера со стороны несговорчивого зверя, и ограничивал себя пощелкиванием плетью в воздухе. Звуки этой процедуры достигали ушей вожака, решившего, возможно, что бичеванию подвергаются его сотоварищи. Так или иначе, но, видимо, это доставило ему некоторое удовольствие, поскольку, явно ускорив шаг, он принудил идущих за ним собратьев поднажать, и после долгого утомительного перехода мы наконец прибыли в пункт назначения.
Местность вокруг стала менять свой облик: из-под снега тут и там проглядывали пестрые травяные участки. Киргизы старались воспользоваться улучшением погоды, и повсюду можно было видеть сотни лошадей, щипавших все, до чего они могли добраться. Способность этих животных выживать в зимние месяцы поистине удивительна, ведь кочевники практически не кормят свои табуны и весь рацион у них – это лишь чахлая растительность, добываемая из-под снега. Временами поголовье этих бедняг сокращается на тысячи. Татарин, считавший себя богатым еще вчера, спустя какую-нибудь неделю может стать нищим. Это случается из-за частых снежных бурь, когда ртуть в термометре опускается временами до сорока – пятидесяти градусов ниже нуля по Фаренгейту; однако еще чаще причиной тому служат внезапные оттепели, длящиеся всего несколько часов. Они способны опустошить целые районы. Степь покрывается непроницаемой коркой льда, и лошади просто погибают от голода, будучи не в силах добыть траву из-под этого панциря, который невозможно разгрести копытами, как снег. Нигде в мире не встречал я лошадей столь же выносливых, как эти небольшие обитатели киргизских степей, похожие на древних спартанцев, превосходивших в силе все другие народы – с той единственной разницей, что роль жестоких родителей, избавлявшихся от своего болезненного потомства, здесь взяла на себя природа, уничтожающая слабых жеребят.
Даже в самые холодные зимы киргизы оставляют свои табуны в чистом поле. Поить их они тоже не считают необходимым – те перебиваются, поедая снег. Ближе к весне ребра несчастных животных буквально торчат наружу; но едва сходит снег и на его месте начинает стремительно пробиваться свежая растительность, лошади быстро откармливаются, набирая силу, позволяющую им совершать переходы, которые у нас в Англии многие сочтут невозможными, поскольку в здешних местах бросок в сотню миль отнюдь не является чем-то из ряда вон. Киргизские лошадки не могут похвастаться особенной статью, поэтому галоп их не самый быстрый, однако они способны покрывать огромные расстояния без воды, фуража и отдыха. Когда местный житель собирается в дальнюю дорогу, он обычно берет с собой двух коней; на одном едет сам, на другом везет запас воды в бурдюке и немного зерна, пересаживаясь время от времени на вьючное животное, чтобы скакун отдохнул.
Мне рассказывали про одного киргизского бая, который в сопровождении казаков (у каждого было по две лошади) за сутки проскакал двести миль. Большая часть пройденного ими пути пролегала через горы и скалистую местность. Животные тем не менее быстро восстановились после тяжелого перехода, хотя первые несколько дней все же немного хромали.