Ни ехать вперед, ни возвращаться не имело смысла, и оставалось только сидеть на месте, пытаясь убедить себя в том, что нам тепло и не голодно. Воображение – великая вещь, однако и оно имеет свои пределы, поэтому чем сильнее я старался внушить себе мысль, будто недавно пообедал, тем ярче в моей голове становились образы сковородок с мясом в египетских тавернах, запахи гарниров, а воспоминания о черепаховом супе и шампанских винах доводили чувство голода до исступления. Проводник бранил свою несчастную долю и для поддержания духа распевал песенки о красоте овец и вкусе жареной баранины. Тем не менее ночь шла своим чередом, и мы, улегшись на снег, сумели немного подремать, а на рассвете в своем тарантасе подъехали русские офицеры.
Мои компаньоны по путешествию, немного поспавшие в экипаже под толстыми шубами, ночь провели в более комфортных условиях, нежели мы, и все-таки они на чем свет бранили холод, не стесняя себя в выражениях.
Некоторое время спустя мы увидели казаков и верблюдов с грузом, вставших на бивуак в нескольких верстах от колодца.
Артиллерийский капитан приказал ямщику остановиться и, выбравшись из экипажа, предложил позавтракать.
Из багажного ящика в тарантасе он вынул квадратную жестяную канистру, заткнутую с одного бока большой пробкой. Сосуд содержал около четырех галлонов крепчайшей водки. Капитан взял стакан, куда входило примерно полпинты, и крикнул казакам:
– Ребятушки! А ну идите сюда!
Наблюдавшие с большим интересом за всеми этими манипуляциями казаки немедленно подбежали; мой компаньон наполнил стакан и по очереди дал отпить из него служивым. Глотнув, те вернулись к лошадям. Я тоже отведал этой водки, сравнить которую можно, пожалуй, только с жидким пламенем и на фоне которой не только вино, но даже лигроин покажется прохладительным напитком. Сам капитан, однако же, не изъявил ни малейшего желания испытывать на себе крепость этой огненной воды для казаков. Его вестовой принес несколько бутылок мадеры и водку послабее, каковые напитки на свежем воздухе отнюдь не показались мне неприятными, хотя в Англии пары стаканчиков с такой смесью хватило бы на то, чтоб уложить любого моего соотечественника под стол.
Все казаки, вообще, были крепкие, хорошо сложенные ребята весом за одиннадцать стоунов. Вместе с походной амуницией вес их составлял около восемнадцати стоунов, включая двадцать фунтов ячменя для их лошадей (ячмень в этих краях предпочитают овсу) и шесть фунтов галет, необходимых в качестве четырехдневного рациона. Вооружение их состояло из короткоствольных винтовок и шашек, а вскоре их должны были снабдить карабинами системы Бердана, о которых русские офицеры отзывались в самой превосходной степени.
Казакам платят не очень много – примерно по шиллингу в месяц, и это все их карманные деньги. Тем не менее одевают и кормят их хорошо. Дневной рацион включает в себя два с половиной фунта муки и фунт мяса; рота солдат ежедневно получает фунт чая и три фунта сахара, при этом каждому рядовому положены овощи на сумму в половину копейки в день. Его конь, воинская форма, оружие и так далее являются его личной собственностью либо принадлежат станице, которая снарядила его и отправила сражаться за белого царя. От государства он получает около двух фунтов пятнадцати шиллингов в год и обязан содержать свою амуницию на эту сумму, каковой, по мнению военных властей, вполне достаточно для подобной цели, тогда как сами казаки придерживаются иного мнения.
Этими сведениями снабдил меня артиллерийский капитан. Время от времени он оставлял своего товарища спать в тарантасе, выбирался на снег и разминал ноги, проходя пешком несколько верст. Прилично уже отслужив в Туркестане, он ожидал в скором времени повышения. В череде различных историй поведал он мне и об одном казачьем офицере, попавшем в плен во время войны с Бухарой. Эмир тогда велел привести его к себе и спросил, умеет ли тот делать порох. «Конечно, – ответил офицер. – Но вам он не подойдет». На вопрос «почему» казак объяснил, что состав изготавливается из самогона и свиного жира, каковой придает пороху особую силу.
– Этот самый эмир, – продолжал свой рассказ капитан Янушев, – относится к турецкому султану с крайним благоговением и даже имеет почетное звание старшего офицера Порты. Прежде он считал Англию первой нацией во всем мире, но теперь начинает бояться нас и больше верит в наши войска, которые у него под боком, чем в армию султана в Стамбуле.
Уже совершенно стемнело, и Янушев настрого приказал часовому у лошадей разбудить его в час пополуночи. Казак, к сожалению, поручения не исполнил и наказан был тем, что весь следующий день шел пешком, ведя коня в поводу. Остальные казаки с готовностью потешались над несчастным преступником, поскольку на пехотинцев они смотрели не просто свысока, но с величайшим презрением.