Читаем Поездка в Хиву полностью

Две упомянутые выше стены составляли практически всю оборону города, поддерживаемую еще шестнадцатью орудиями. Пушки эти, правда, против русских оказались практически бесполезны, так как у гарнизона не было снарядов. К тому же хан совершенно не использовал в качестве точек для обороны защищенные стенами сады вокруг города, потому что, если бы он это сделал и крепко держался за каждую пядь земли, царские войска вряд ли вошли бы в город.

Определить численность населения восточного города, объехав его вдоль стен, конечно, непросто; множество домов стоят пустые, а другие, напротив, перенаселены. Тем не менее рискну предположить, что в стенах Хивы проживает около тридцати пяти тысяч человек. Улицы широки и чисты, а дома горожан побогаче построены из качественного кирпича и покрыты разноцветной плиткой, что сообщает несколько мрачному городскому окружению более или менее жизнерадостный характер. В городе имеется девять школ; крупнейшая, в которой обучается сто тридцать детей, построена отцом нынешнего хана. Здания эти венчают высокие многоцветные купола, а стены украшены фресками и богатым орнаментом. Когда путешественник подъезжает к столице, первое, что привлекает его внимание, – именно эти яркие купола.

Вскоре мы оказались на базаре, весьма похожем на базар в Угенче. Тонкие стропила и свисавшая с них солома точно так же соединяли крыши домов, создавая навес над улицей для защиты торговцев и покупателей от палящих лучей летнего солнца. За нами так же следовала огромная толпа; и стоило кому-нибудь наиболее любопытному приблизиться к нам совсем вплотную, как сопровождавшие меня хивинцы тут же вскидывали плети и принимались налево и направо хлестать ими по плечам своих сограждан, освобождая таким образом хотя бы немного места. Проехав множество улиц и сильно петляя по пути – возможно, с целью произвести на меня должное впечатление масштабами города, – мы прибыли к дому моего спутника. Несколько слуг выбежали к нам навстречу и взяли лошадей под уздцы. Хивинец спешился и, усердно кланяясь, провел меня через высокие массивные ворота из дерева. Мы оказались в квадратном дворике, украшенном каменными колоннами, которые поддерживали балкон. С этого балкона открывался вид на мраморный фонтан, и в целом весь двор сильно напоминал патио в доме какого-нибудь знатного человека в Кордове или Севилье. Через дверь, похожую на входные ворота, но заметно ниже, мы прошли в длинную узкую комнату, в обеих концах которой были устроены помосты, покрытые красивыми ковриками. Окна отсутствовали, поскольку стекло являлось редкостью и завозить его в столицу начали только в самое последнее время. Свет в помещение попадал через отверстие в стене, слегка прикрываемое решеткой, а также через потолок, часть которого оставалась открытой, а сам он отличался богатым украшением из орнаментов. Две ведущие со двора двери покрывала затейливая резьба; в центре комнаты уютно потрескивал углями горевший очаг. Хозяин предложил мне занять почетное место у огня, отступил на несколько шагов, сложил на груди руки и подобострастно испросил у меня разрешения на то, чтобы сесть самому.

На большом подносе внесли виноград, дыни и прочие фрукты, причем все это было свежим, как будто только что с грядки. Угощение расставили вокруг меня, а хозяин принес русский чайник с чашкой, налил обжигающий напиток и поставил его рядом со мной; все это время я восседал, скрестив ноги, на коврике и чувствовал себя не совсем комфортно.

Затем принимавший меня хивинец поинтересовался, будут ли у меня какие-либо распоряжения, поскольку хан велел немедленно выполнять любую мою прихоть. На просьбу помыться хозяин тут же отправил слугу в городские бани с приказом приготовить все необходимое. Через час Назар известил меня, что там все готово и надо выезжать – бани располагались в центре города. На сей раз впереди ехал хозяин, а Назар следовал в арьергарде, держа в одной руке мыло, а в другой расческу, каковая оказалась источником великого удивления для хивинцев. Не имея на своих головах волос, они никак не могли взять в толк, для чего этот инструмент нужен.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
10 мифов о КГБ
10 мифов о КГБ

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷20 лет назад на смену советской пропаганде, воспевавшей «чистые руки» и «горячие сердца» чекистов, пришли антисоветские мифы о «кровавой гэбне». Именно с демонизации КГБ начался развал Советской державы. И до сих пор проклятия в адрес органов госбезопасности остаются главным козырем в идеологической войне против нашей страны.Новая книга известного историка опровергает самые расхожие, самые оголтелые и клеветнические измышления об отечественных спецслужбах, показывая подлинный вклад чекистов в создание СССР, укрепление его обороноспособности, развитие экономики, науки, культуры, в защиту прав простых советских людей и советского образа жизни.÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

Александр Север

Военное дело / Документальная литература / Прочая документальная литература / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Покер лжецов
Покер лжецов

«Покер лжецов» — документальный вариант истории об инвестиционных банках, раскрывающий подоплеку повести Тома Вулфа «Bonfire of the Vanities» («Костер тщеславия»). Льюис описывает головокружительный путь своего героя по торговым площадкам фирмы Salomon Brothers в Лондоне и Нью-Йорке в середине бурных 1980-х годов, когда фирма являлась самым мощным и прибыльным инвестиционным банком мира. История этого пути — от простого стажера к подмастерью-геку и к победному званию «большой хобот» — оказалась забавной и пугающей. Это откровенный, безжалостный и захватывающий дух рассказ об истерической алчности и честолюбии в замкнутом, маниакально одержимом мире рынка облигаций. Эксцессы Уолл-стрит, бывшие центральной темой 80-х годов XX века, нашли точное отражение в «Покере лжецов».

Майкл Льюис

Финансы / Экономика / Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / О бизнесе популярно / Финансы и бизнес / Ценные бумаги