— Что ж, твои друзья поручились за тебя, — Рогар потер переносицу — глаза страшно болели после бессонной ночи, и он уже не был уверен, не вторая ли она по счету. — И раз так, то слушай, о чем мы говорим, и готовься к заданию. Альрину грозит опасность со всех сторон извне — и есть люди, которые разберутся с этим. Однако я хочу, чтобы — самое главное! — мое королевство было в безопасности изнутри. Сейчас маги противостоят монахам, и это грозит перерасти во всеобъемлющее противостояние. Ты должен переговорить со своими и порекомендовать им открыть короне свои планы, подтвердив этим свою присягу.
— Маги — упрямый, скрытый народ, — вставил Сардиар. — Они не послушают меня.
— Ты так уверен, даже не попытавшись? — Аскольд взял у Осверина бокал и передал магу, не сводя с него пытливого взгляда.
Тот кивнул.
Менестрель вернул графин на столик и присел на край кресла Аскольда. И просто и без обиняков проговорил то, что висело на языке у каждого, но все не облекалось в слова:
— Что ж, если не послушают, возвращайся и будь нашим шпионом
— А что если мне не дадут вернуться? — бросил Сар с нескрываемой горечью.
Они заговорили все разом, зазвенели бокалы, кто-то выругался сквозь зубы, кто-то безрадостно рассмеялся. И тут Рогар поднял руку — и все замолчали, как по приказу. Магу показалось даже на мгновение, что вместо молодого принца, не выспавшегося и уже осознавшего, что он скоро будет загнан в ловушку, перед ним стоит в свете камина древний великий король, и безгранична сила его.
— Можешь ли ты поручиться, что ваша братия не поддержит северных предателей? — прозвучал вопрос.
— Нет, Ваше Величество.
— А предугадать исход вашей борьбы со служителями богов?
— Нет, Ваше Величество, — Сар опустил голову, впервые начав понимать, что его позвали сюда не просто ради недолгой несерьезной игры. Эти люди отчаянно пытались спасти целое королевство.
Король вздохнул и снова стал утомленным до невозможности молодым человеком.
— Тогда есть ли что-то, что я должен знать и чего еще не знаю? — спросил он устало.
Маг поскреб начавшую зудеть полоску свежего шрама. Прикинул кое-что.
— Думаю, да. Работорговцы с Островов спелись с пиратским братством, чего давно уже не случалось.
По кабинету пробежал ропот.
— И самое главное — они начинают торговать одаренными колдовским даром. А значит, и использовать магию в своих целях.
— О, будь проклята твоя любовь ко всем богам, старым и новым, братец Георг! — застонал Рогар, откидываясь на спинку кресла и прикрывая глаза от бессилия.
Аскольд хмыкнул и молча протянул ему кинжал. Знакомый им обоим с детства жест. Король Рогар взвесил приятную тяжесть стали в руке, туманно улыбнулся чему-то далекому, и, почти не размахиваясь, не поворачивая головы и не сделав ни одного лишнего движения, всадил кинжал в стену над камином.
Осверин, в отличие от Сардиара, не вздрогнул и даже не изменился в лице: сейчас этого не было видно, но примерно там же уже красовалась пара свежих дырок от того же кинжала, да и менестрель уже привык к Алю, от которого их король иногда не слишком-то отличался.
К утру две служанки робко постучали в дверь кабинета и, получив милостивый кивок, вкатили столик на колесиках с обильным завтраком, отчасти, как показалось Осверину, компенсирующим ужин. Между делом подкрепив свои силы, четверо друзей сделали последний рывок — и на центр стола легла убористо исписанная бумага.
Было решено, что в северное королевство к давнему другу старого короля отправится письмо с призывом поддержать истинного правителя, Сар выведет людей Рогара на работорговцев, их, в свою очередь, отловят и тщательно допросят, чтобы окончательно разобраться со слухами насчет пиратов, а Осверин и Аскольд… Им двоим предстояло отдельное непростое задание — и потому лорд, а за ним и менестрель поднялись со своих мест, на ходу хватая по изящной булочке, и отправились по спальням, восполнять то, что не доспали за последнюю неделю.
— Я буду отсыпаться вечность, и все равно не отдохну по-человечески, — зевнул Осверин, прикрывая за собой дверь кабинета. — Рогар — тот еще полуночник, почему ты не предупреждал, братец?
Аскольд рассмеялся и отсалютовал ему, сворачивая к своей спальне. Ближайшие сутки обещали быть прекрасными — наедине с одеялами, подушками и мягкой постелью.
А музыкант, уже засыпая, вдруг подумал о том, что оскомину наевшие и не дающие глубоко вдохнуть, гложущие его мысли о том, как же все-таки заставить этих людей смотреть, смотреть по-настоящему, уже давно не возвращались к нему. «Аль, как ты это сделал?» — пробормотал он в подушку и провалился в глубокий, сладкий-сладкий сон. Ему снилось море, спокойная синяя гладь без конца и края, а на следующее утро, когда он проснулся, то не мог вспомнить ничего, кроме далеких чаячьих криков.
========== 12. Они нашли заговор ==========