— Моряки горят желанием защищать Одессу от империалистов,— заявил утром Кондренко представителям буржуазии.— Но Советское правительство заключило с Германией мир и мы получили директиву не вступать в бой. Передайте своим новым хозяевам, что флот выполнит условия мира и не откроет огня, если, конечно оккупанты, со своей стороны, не дадут к этому повода.
Чтобы не возникло никаких кривотолков, Кондренко вручил Левковскому и Станчинскому официальный ответ:
«Флот обязуется не открывать военных действий при следующих условиях:
1) Если будет дано обязательство не мешать эвакуации плавучих средств флота и выходу транспортов.
2) Всем находящимся на берегу морякам обеспечивается неприкосновенность.
3) Власти обеспечивают и устраивают выезд всем оставшимся в городе морякам, которые того пожелают» {94}.
Делегация думы покинула «Алмаз» и пообещала сообщить ответ немецкого командования. Буржуазные газеты опубликовали заявление военных моряков.
13 марта в зале Городской думы состоялось собрание представителей различных организаций и учреждений города. На нем было объявлено, что немецкое командование приняло условия, выдвинутые флотским комиссаром. На «Алмаз» снова отправилась делегация думы, которая передала матросам ответ австро-германцев.
Кондренко находился в очень затруднительном положении. Понимая, что участие флота в борьбе с оккупантами неизбежно вызовет осложнения во взаимоотношениях между Советской Россией и Германией, он твердо решил увести корабли из Одессы. Однако главнокомандующий Муравьев [40] требовал, чтобы военные суда вступили в бой с немцами и открыли артиллерийский огонь по городу. Уже когда корабли были на рейде и готовились отплыть в Севастополь, Муравьев вновь по радио передал Кондренко и всем судовым комитетам: «Еще раз подтверждаю и приказываю привести в исполнение мой приказ об уничтожении Одессы».
Аналогичный приказ Муравьев отдал и сухопутным войскам. Об этом рассказывает в своих воспоминаниях командарм 1-го ранга И. Э. Якир. «Приказ у нас был главнокомандующего Муравьева. Такой, примерно, приказ, точно не упомнишь: «В тыл нам вышли немцы без предупреждения. В Киеве бой с Украинской радой. Связь с центром революции Питером утеряна. Приказываю доблестной особой армии погрузиться в эшелоны и двинуться на Одессу, Вознесенск и далее на север. Всю артиллерию иметь погруженной на платформах, в годном к бою состоянии. При переходе мимо Одессы из всей имеющейся артиллерии открыть огонь по буржуазной, националистической и аристократической части города, разрушив таковую и поддержав в этом деле наш доблестный героический флот». {95}
Далее И. Э. Якир пишет, что он не собирался выполнять авантюристический приказ Муравьева, но опасался, что этот приказ могут выполнить корабли Черноморского флота.
Однако Кондренко не поддался требованиям и угрозам Муравьева. Он сообщил ему, что артиллерийский обстрел города может быть произведен только после подтверждения приказа Петроградом и Центрофлотом. На это у Кондренко были веские мотивы. Во-первых, он руководствовался указаниями Одесского комитета партии об оставлении города без боя, во-вторых, в разрушении жилых кварталов Одессы он не видел никакого смысла, и, в-третьих, до моряков уже дошли сведения об авантюристических замашках Муравьева.
На рассвете 13 марта стал накрапывать мелкий весенний дождь. На рейде стояли «Алмаз», «Синоп» и «Ростислав». С причалов порта на транспорты грузились войска 3-й Советской Армии под командованием Лазарева. Из всей армии осталось только около 2000 бойцов.
На легковом автомобиле в порт приехал член судового комитета «Алмаза» Черников. Весь в грязи — только что с фронта. Сообщил, что немцы уже заняли станцию Одессу-Заставу.
Прибыл поезд с ранеными матросами и красногвардейцами. Их доставили из-под Слабодки и Бирзулы, где произошли кровопролитные бои с гайдамаками и австро-германскими войсками. Стали известны героические подвиги моряков.
Отважно сражались матросы под командованием мичмана Василия Лященко и Карла Зедина. Этот отряд прибыл для борьбы с немецкими захватчиками из Севастополя. Он был хорошо вооружен, имел артиллерийскую батарею. Правда, среди севастопольцев было несколько человек, которые своим поведением компрометировали звание моряка. Можно было, как это предлагали некоторые, изгнать нарушителей из отряда. Но комиссар Зедин лично побеседовал с каждым недисциплинированным моряком. По рассказам одного матроса, смысл этих бесед был таков:
— Почему вы называете себя моряками? Лишь потому, что на вас морская форма? Или, быть может, на том основании, что вы усвоили морскую науку? Нет, это еще недостаточно для моряка. Кроме всего этого, моряку надо иметь чистую совесть и любовь к морю. Тот, кто полюбил море,— уже моряк в душе. А настоящий моряк никогда не опозорит своего звания. Если вы настоящие моряки, то с вами больше не случится позора. Но если вы думаете иначе, то сегодня же ночью уходите из отряда. Завтра утром мы идем в атаку.
Никто из отряда не ушел.