— Черное море — украинское море. Почти все мы, матросы — украинцы, поэтому и флот наш должен быть украинским,— вторил ему трюмный старшина Архип Дармограй-Вечерка.
И тотчас вспыхивала жаркая перепалка, едва не доходившая до потасовки.
На «Алмазе» была небольшая, но довольно спаянная группа националистически настроенных матросов. Кроме Безуха и Дармограя-Вечерки, в нее входили марсовый Игнат Табакарь, писарь Василий Чубко, матрос Степан Терлецкий и другие. Их поддерживал и снабжал литературой младший механик Максим Церковный. Оставаясь все время в меньшинстве, они тем не менее настойчиво добивались, чтобы вопрос о «самоопределении» «Алмаза» поставили на голосование команды.
В то время были корабли, на которых в течение недели поднимался то красный, то желто-голубой флаг. А на некоторых судах флотилии часть матросов вообще бросила службу и разъехалась по домам, В ноябре при комиссариате Центральной рады подполковник Поплавко создал большую группу агитаторов специально для вербовки матросов на свою сторону. Националисты действовали не только на кораблях, но и на улицах Одессы, в зрелищных и других общественных местах. Однако успеха они, как правило, не имели, хотя и пытались играть на национальных чувствах матросов-украинцев.
Вот характерный эпизод.
Однажды к группе матросов на Дерибасовской улице подошли шикарно одетые мужчина и дама. Вместо обычных тогда красных бантов у них были приколоты к пальто небольшие желто-голубые ленты. Матрос Никита Боровский спросил, что эти ленты означают.
— Это — символ борьбы за самостийную, независимую Украину,— охотно пояснила дама.— Вы ведь тоже, очевидно, украинец? Какой губернии?
— Екатеринославской, но в нашем селе живут и великороссы. Они называют нас хохлами.
— Видите, они насмехаются даже над принадлежностью к украинской нации! — вступил в разговор мужчина.— С этим надо покончить. Все украинцы должны объединиться и добиваться независимости неньки-Украины.
— Да, но среди нашего брата-украинца есть и помещики, и капиталисты, и кулаки,— возразил Боровский.— А я рабочий. Зачем же мне объединяться с угнетателями?
— Что вы, среди украинцев нет угнетателей! — замахала пухлыми руками дама.— Наши помещики не угнетатели, а народные вожди, они борются за освобождение украинского народа.
— Вот оно как! — удивился матрос.— Но я в своем селе батрачил у помещика-украинца, брат мой работал у кулака-украинца. У них были сотни десятин земли, целые табуны коней и худобы, а у нашей семьи даже коровы не было. А вы говорите все украинцы — братья! Бывайте здоровеньки!
Получив сообщение о том, что объединенное собрание одесских Советов приняло решение о посылке против Каледина вооруженных отрядов, Центральная рада предприняла с помощью своих местных органов и воинских частей попытку разоружить Красную гвардию и полностью захватить власть в Одессе в свои руки.
На рассвете 1 декабря в район Городского театра были стянуты пехотные гайдамацкие части. Гайдамацкий штаб, помещавшийся рядом с театром, в Английском клубе, был окружен бронеавтомобилями. Одна из гайдамацких частей расположилась в районе вокзала, другие заняли позиции на стыке улицы Софиевской и Нарышкинского спуска, у Сенной площади и возле Привозного рынка. Националисты установили усиленные караулы на Николаевском бульваре, на Пушкинской и других центральных улицах. Командование националистов рассчитывало отрезать центр города от рабочих окраин — Пересыпи и Молдаванки, изолировать штаб Красной гвардии, помещавшийся на Торговой улице.
На Николаевском бульваре гайдамаки около 8 часов утра остановили автомобиль с красногвардейцами и разоружили их. У городской думы они попробовали разоружить другой отряд Красной гвардии, но встретили сопротивление. В перестрелке один красногвардеец был ранен.
В 10 часов утра раздавались выстрелы в районе Пале-Рояля.
Решив выяснить обстановку, начальник штаба Красной гвардии М. Кангун в полдень сел в автомобиль и поехал по городу. Возле штаба Одесской рады гайдамаки пытались задержать Кангуна, но автомобиль увеличил скорость. Посланной вдогонку пулеметной очередью Кангун был убит.
Вскоре началась перестрелка на Пересыпи, Привозе и на 3-й станции Большого Фонтана. Вслед за этим гайдамаки открыли пулеметный огонь у вокзала и на Куликовом поле. В городе стали закрываться магазины и учреждения, остановилось трамвайное движение.