Какъ только тронулся поѣздъ, Мартынъ ожилъ, повеселѣлъ, исполнился дорожнаго волненія, въ которомъ онъ теперь усматривалъ необходимую тренировку. Пересѣвъ во французскій поѣздъ, идущій черезъ Ліонъ на югъ, онъ какъ будто окончательно высвободился изъ Сониныхъ тумановъ. И вотъ, уже за Ліономъ, развернулась южная ночь, отраженія оконъ бѣжали блѣдными квадратами по черному скату, и въ грязномъ, до ужаса жаркомъ отдѣленіи второго класса единственнымъ спутникомъ Мартына былъ пожилой французъ, бритый, бровастый, съ лоснящимися маслаками. Французъ скинулъ пиджакъ и быстрымъ переборомъ пальцевъ сверху внизъ разстегнулъ жилетъ; стянулъ манжеты, словно отвинтилъ руки, и бережно положилъ эти два крахмальныхъ цилиндра въ сѣтку. Затѣмъ, сидя на краю лавки, покачиваясь, — поѣздъ шелъ во всю, — поднявъ подбородокъ, онъ отцѣпилъ воротникъ и галстукъ, и такъ какъ галстукъ былъ готовый, пристяжной, то опять было впечатлѣніе, что человѣкъ разбирается по частямъ и сейчасъ сниметъ голову. Обнаживъ дряблую, какъ у индюка, шею, французъ облегченно ею повертѣлъ и, согнувшись, крякая, смѣнилъ ботинки на старыя ночныя туфли. Теперь въ открытой на курчавой груди рубашкѣ, онъ производилъ впечатлѣніе добраго малаго, слегка подвыпившаго, — ибо эти ночные спутники, съ блестящими блѣдными лицами и осоловѣлыми глазами, всегда кажутся захмелѣвшими отъ вагонной качки и жары. Порывшись въ корзинѣ, онъ вынулъ бутылку краснаго вина и большой апельсинъ, сперва глотнулъ изъ горлышка, чмокнулъ губами, крѣпко, со скрипомъ, вдавилъ пробку обратно, и принялся большимъ пальцемъ оголять апельсинъ, предварительно укусивъ его въ темя. И тутъ, встрѣтившись глазами съ Мартыномъ, который, положивъ на колѣно Таухницъ, только что приготовился зѣвнуть, французъ заговорилъ: «Это уже Провансъ», — сказалъ онъ съ улыбкой, шевельнувъ усатой бровью по направленію окна, въ зеркально-черномъ стеклѣ котораго чистилъ апельсинъ его тусклый двойникъ. «Да, чувствуется югъ», — отвѣтилъ Мартынъ. «Вы англичанинъ?» — освѣдомился тотъ и разорвалъ на двѣ части очищенный, въ клочьяхъ сѣдины, апельсинъ. «Правильно, — отвѣтилъ Мартынъ. — Какъ вы угадали?» Французъ, сочно жуя, повелъ плечомъ. «Не такъ ужъ мудрено», — сказалъ онъ, и, глотнувъ, указалъ волосатымъ пальцемъ на Таухницъ. Мартынъ снисходительно улыбнулся. «А я ліонецъ, — продолжалъ тотъ, — и состою въ винной торговлѣ. Мнѣ приходится много разъѣзжать, но я люблю движеніе. Видишь новыя мѣста, новыхъ людей, міръ — наконецъ. У меня жена и маленькая дочь», — добавилъ онъ, вытирая бумажкой концы растопыренныхъ пальцевъ. Затѣмъ, посмотрѣвъ на Мартына, на его единственный чемоданъ, на мятые штаны и сообразивъ, что англичанинъ-туристъ врядъ ли поѣхалъ бы вторымъ классомъ, онъ сказалъ, заранѣе кивая: «Вы путешественникъ?» Мартынъ понялъ, что это просто сокращеніе — вояжеръ вмѣсто комивояжеръ. «Да, я именно путешественникъ, — отвѣтилъ онъ, старательно придавая французской рѣчи британскую густоту, — но путешественникъ въ болѣе широкомъ смыслѣ. Я ѣду очень далеко». «Но вы въ коммерціи?» Мартынъ замоталъ головой. «Вы это, значитъ, дѣлаете для вашего удовольствія?» — «Пожалуй», — согласился Мартынъ. Французъ помолчалъ и затѣмъ спросилъ: «Вы ѣдете пока-что въ Марсель?» «Да, вѣроятно въ Марсель. У меня, видите-ли, не всѣ еще приготовленія закончены». Французъ кивнулъ, но явно былъ озадаченъ. «Приготовленія, — продолжалъ Мартынъ, — должны быть въ такихъ вещахъ очень тщательны. Я около года провелъ въ Берлинѣ, гдѣ думалъ найти нужныя мнѣ свѣдѣнія, и что же вы думаете?..» «У меня племянникъ инженеръ», — вкрадчиво вставилъ французъ. «О, нѣтъ, я не занимаюсь техническими науками, не для этого я посѣщалъ Германію. Но вотъ — я говорю: вы не можете себѣ представить, какъ было трудно выуживать справки. Дѣло въ томъ, что я предполагаю изслѣдовать одну далекую, почти недоступную область. Кое-кто туда пробирался, но какъ этихъ людей найти, какъ ихъ заставить разсказать? Что у меня есть? Только карта», — и Мартынъ указалъ на чемоданъ, гдѣ дѣйствительно находилась одноверстка, которую онъ добылъ въ Берлинѣ въ бывшемъ Генеральномъ Штабѣ. Послѣдовало молчаніе. Поѣздъ гремѣлъ и трясся. «Я всегда утверждаю, — сказалъ французъ, — что у нашихъ колоній большая будущность. У вашихъ, разумѣется, тоже, — и у васъ ихъ такъ много. Одинъ ліонецъ изъ моихъ знакомыхъ провелъ десять лѣтъ на тропикахъ и говоритъ, что охотно бы туда вернулся. Онъ мнѣ однажды разсказывалъ, какъ обезьяны, держа другъ дружку за хвосты, переходятъ по стволу черезъ рѣку, — это было дьявольски смѣшно, — за хвосты, за хвосты...» «Колоніи это особь-статья, — сказалъ Мартынъ. — Я собираюсь не въ колоніи. Мой путь будетъ пролегать черезъ дикія опасныя мѣста, и — кто знаетъ? — можетъ быть мнѣ не удастся вернуться». «Это экспедиція научная, что-ли?» — спросилъ французъ, раздавливая задними зубами зѣвокъ. «Отчасти. Но — какъ вамъ объяснить? Это не главное. Главное, главное... Нѣтъ, право, я не знаю, какъ объяснить». «Понятно, понятно, — устало сказалъ французъ. — Вы, англичане, любите пари и рекорды, — слово «рекорды» прозвучало у него соннымъ рычаніемъ. — На что міру голая скала въ облакахъ? Или — охъ, какъ хочется спать въ поѣздѣ! — айсберги, какъ ихъ зовутъ, полюсъ — наконецъ? Или болота, гдѣ дохнутъ отъ лихорадки?» «Да, вы, пожалуй, попали въ точку, но это не все, не только спортъ. Да, это далеко не все. Вѣдь есть еще, — какъ бы сказать? — любовь, нѣжность къ землѣ, тысячи чувствъ, довольно таинственныхъ». Французъ сдѣлалъ круглые глаза и вдругъ, поддавшись впередъ, легонько хлопнулъ Мартына по колѣну. «Смѣяться изволите надо мной?» — сказалъ онъ благодушно. «Ахъ, ничуть, ничуть». «Полно, — сказалъ онъ, откинувшись въ свой уголъ. — Вы еще слишкомъ молоды, чтобы бѣгать по Сахарамъ. Если разрѣшите, мы сейчасъ притушимъ свѣтъ и соснемъ».