Подвиг 1983 № 23

Уже после войны я видел фильмы, где в подобной же ситуации младший друг тоже хочет остаться. Тогда старший на правах командира приказывает ему, и тот уходит, сдерживая слезы. Конечно, бывало и так. Но у нас происходило иначе: я не приказываю, и Кони остается. А ведь ему только девятнадцать! Семнадцатилетним юношей вступил он добровольцем в ряды Советской Армии и вместе с нами, плечом к плечу, прошел трудными дорогами войны от предгорий Кавказа до предместий Берлина. Еще под Новороссийском его приняли в члены Ленинского комсомола. Принимая из рук помощника начальника Поарма майора Николая Суркова комсомольский билет, Кони поклялся, что не пожалеет сил для того, чтобы в борьбе с нашим общим врагом — немецким фашизмом — оправдать высокое звание комсомольца. И он сдержал свою клятву, всегда вел себя так, словно не ведал страха. Вспоминаю эпизод. Однажды в феврале 1945 года в окруженном нашими войсками Шнайдемюле мы с ним выехали на передовую, которая находилась в самом центре города. Поставив агитмашину у какой-то полуразрушенной стены, спустились с микрофоном в подвал. Из этого, как нам казалось, надежного укрытия мы и начали вести передачу. По традиции сперва был передан в качестве «музыкального вступления» какой-то шлягер, кажется «Розамунда». Как всегда, немцы в этот момент огонь не открывали: видимо, с удовольствием слушали любимую песенку. Но когда мы, сменяя друг друга у микрофона, стали призывать немецких солдат прекратить бессмысленное сопротивление, сдаться в плен и этим спасти свою жизнь, — вот тут-то начался ад кромешный. В тот квадрат, где стояла агитмашина, обрушился град снарядов и мин. Наши голоса, хотя и усиленные репродукторами, тонули в грохоте разрывов.

Наконец передача закончилась и — опять по традиции — зазвучал бравурный мотив очередного шлягера. Обычно, услышав уже первые звуки «музыкального финала», гитлеровцы прекращали обстрел. Подобной реакции мы ожидали и сейчас, тем более что звучала очень популярная среди немецких солдат «Блондес Кетхен». Но на этот раз обстрел не только не прекратился, но стал еще более ожесточенным. Снаряды и мины ложились все ближе и ближе, от их разрывов дрожали стены дома. Очевидно, нас засекли и взяли в артиллерийскую вилку. Каждую минуту можно было ждать прямого попадания, от которого не спас бы и массивный свод подвала. А наверху, как в насмешку, из репродукторов лилась веселая мелодия. Необходимо было немедленно выключить проигрыватель наверху, в машине. Но наш звукооператор, молодой старшина, впервые выехавший на передачу, растерялся. Тогда Кони, не раздумывая, выскочил из подвала, и в следующее мгновение песня оборвалась на словах — «красотка Кетхен не успела доцеловать своего дружка»… Через несколько минут умолкла и вражеская артиллерия: ориентир был потерян. Когда мы вышли из подвала, Кони стоял на подножке машины и сметал с крыши обломки битого кирпича…

Это было три месяца тому назад.

А сейчас мы — водитель, Кони и я — стоим втроем перед нашей агитмашиной и смотрим на приближающуюся вражескую цепь. Нервы напряжены до предела. Немцы совсем близко. Кажется, еще секунда — и они бросятся на нас, сомнут и уничтожат. Но вдруг опять совершается что-то неожиданное. Очевидно, по команде, которую мы не слышим, они свертывают цепь, выстраиваются гуськом и с поднятыми руками подходят к нам.

Впереди шествует (именно не идет, а шествует) морской офицер в форме капитан-лейтенанта. Он останавливается в нескольких шагах от нас, молодецки отдает честь, с театральным пафосом отстегивает от пояса офицерский кортик, протягивает его мне как старшему по званию и удаляется, четко печатая шаг. Его солдаты, молча и хмуро, без всякой патетики, бросают свои автоматы на груду оружия и тоже отходят в сторону. Ну и дела…

(С того памятного дня прошло 37 лет, но я до сих пор не могу понять, зачем капитан-лейтенанту понадобился этот спектакль с атакой? Чтобы пощекотать нам нервы? А может быть, он действительно хотел боя, но, не встретив сопротивления, в самый последний момент передумал?)

Подъезжает грузовик с конвоирами. Они складывают трофейное оружие в кузов, выстраивают пленных и уводят их в тыл, в лагерь. Майор Эммануил Казакевич выполнил свое обещание.

На агитмашине мы возвращаемся в Поарм. Обмениваемся впечатлениями с друзьями, которые ездили на другие участки прорыва. Они тоже хорошо потрудились, собрав большой «улов» пленных!

В последующие дни, которые пролетают быстро, события сменяются с кинематографической скоростью. На нашей старенькой агитмашине мы выполняем различные задания: отправляемся осматривать спрятавшуюся среди лесов научно-исследовательскую лабораторию фирмы «Телефункен», где на опытном заводике уже разрабатываются первые модели радиолокаторов; едем в японское посольство, которое находится почему-то не в Берлине, а на загородной вилле в районе Потсдама, и интернируем его персонал; везем в штаб армии обнаруженную в какой-то деревне актрису Ольгу Чехову, которая живет в Германии.